Переводчица Эвелина Меленевская о романе Патрика де Витта "Библиотекарист"
Скоро в издательстве Corpus выйдет "Библиотекарист" Патрика де Витта — психологический роман, написанный с огромной нежностью и юмором. Главный герой истории — обычный библиотекарь, который вышел на пенсию, и его жизнь вышла на новый виток. Переводчица книги Эвелина Меленевская рассказывает о работе над "Библиотекаристом" и о том, почему стоит прочитать этот пронзительный роман о незаметном якобы любителе книг.
Сердечная, занятная и щедро приперченная усмешкой книга о достойном, порядочном человеке, в наши-то времена… чем не подарок.
Герой нового, уже пятого романа Патрика де Витта, известного своим пристрастием к чудакам, тоже чудак, но на этот раз тихий. И не библиотекарь, а библиотекарист — потому, может статься, что, интроверту, ему проще общаться с читателем, если считать, что тот видит в нем не личность, а инструмент информационного поиска. И вот, уже семидесятилетний, на пенсии, но желая по-прежнему быть полезным, развлечь и даже "доискаться до точки, где культуры пересекаются", он устраивает читку вслух обитателям дома престарелых. Что же он выбирает для чтения? "Шинель" Гоголя! — и находит нужным, будто перед обычной публикой выступает, предварить ее речью об объединяющем значении литературы. Престарелые слушатели, кто сенильный, а кто сумасброд по духу, разбредаются, не дослушав. Однако ж мимо читателя – во всяком случае, читателя русского – незамеченной перекличка культур не пройдет.
И тем более, что ввиду Гоголя есть искушение сопоставить Боба Комета ("что это за фамилия, Комет?" – не раз спрашивают его) с Акакием Акакиевичем, перенесенным в двадцать первый век и на американскую почву. Боб и сам мнит себя человеком незаметным, неискушенным и простодушным, но аналогия с Башмачкиным отнюдь не прямая: Боб исполнен спокойного достоинства, вполне счастлив жизнью за книгой — как в библиотеке, где особенно хорошо ранним утром, когда, заметим, посетителей еще нет, так и в собственном домике цвета мяты, — и он нимало не жалок. Книжка и тишина — это его жизнь, а не бегство от жизни. Хотя сердце его разбито — и наше рвется, когда читаешь, как вымечтанная жена Конни и лучший друг Итан, оба искренне любя Боба, не в силах устоять перед страстью, его предают.
Да, в тихой книге кипят страсти, и она полна контрапунктов вроде: любят, но предают. Или вот старый Боб заявляет, что злорадство ему неведомо, но далее следует воспоминание о том, как он возликовал, узнав о возмездии, постигшем предавших его. Цепляющие за живое противоречия сообщают характерам объем и текучесть. Тут, возможно, не обошлось без Достоевского, "Преступление и наказание" фигурирует в тексте не раз, даже как маркер причастности к Бобу.
Любопытно, что поначалу книга писалась от первого лица, от Боба, но уже на этапе верстки Патрик де Витт почувствовал, остро, что нет, не может Боб столько о себе говорить, — и спешно, грозя нарушить издательский цикл, все переделал.
Боб немногоречив, а вокруг все болтают. Все болтают, а он слушает и слышит. Казалось бы, он обращен в себя, интроверт, чуть ли не аспергер, но он внимательный интроверт. Эта пристальность взгляда вовне, возможно, выискивающая человека себе под стать, в то же время, возможно, и повод от людей отстраниться, но в книге де Витта жизнь, увиденная со стороны, типически полнится особым юмором, который сродни, говорят, Марку Твену. Пожалуй, это одно из главных ее достоинств: я сама смеялась, переводя. Даже, представьте, тот эпизод, в котором Бобу приходится хоронить мать.
Конечно, в переводе всегда бьешься с реалиями. Вот эпизод в закусочной, в меню frizzled meat. По-русски вроде бы "мясной завиток" (и герои морщатся, вообразив себе волосы в мясе), но нет, у нас это другое блюдо, "мясная стружка". И тогда:
Джун, прищурившись на меню, спросила:
— Что такое "мясная стружка"?
— Ох, и не рассказать, — вздохнула официантка.
— Может, попробуете? — поощрила ее Джун.
— Ладно, — сказала официантка. — Ну, это, знаете ли, говядина. Мясо коровы.
Джун сложила ладони домиком.
— Его сушат и вялят, — продолжала официантка, — а потом мелко рубят, потом обжаривают в масле, потом солят, потом поливают чем-то похожим на кетчуп, а потом ставят под лампу, чтобы оно согрелось и как бы размягчилось. Ну и вот.
— И получается стружка?
— Верно, — сказала официантка. — Закажете?
— Неет, — отказалась Джун и, обратившись к сотрапезникам, пояснила: — Название "мясная стружка", на мой взгляд, вызывает в воображении блюдо с мясом, из которого торчат щепки.
— В нашем мясе нет щепок! — воскликнула официантка.
— Вот фраза, вселяющая уверенность, — сказала Ида. — Вам следует написать ее на фирменном спичечном коробке.
Диалоги де Витта строятся то на разговорной непринужденности с переспросами и повторами, то на старомодной кудрявости ("хотя возможности мои ограничены, сделайте милость иметь в виду, что преданность моя вашему делу границ не имеет") — последняя придает действию оттенок нереальности, будто действие происходит в черно-белом фильме или во сне.
Особенно это касается вставной истории про то, как в мае 1945 года, в последние дни Второй мировой, одиннадцатилетний Боб сбежал из дому и оказался на океанском берегу, в отеле "Эльба", который с тех пор все снится и снится ему, странным образом предвещая романтическую любовь. Там случай свел его с целым рядом красочных персонажей – то ли случай так щедр, то ли Бобу особо на них везет. Это мистер Мор, однорукий владелец отеля, это его юная родственница, сжигаемая любовным томлением, это социофоб, который, грезя ботаникой, всю жизнь прослужил страховым агентом, это на удивленье обаятельный шериф, но, главное, это две драматические актрисы, феспианки, как они себя по имени создателя греческой трагедии называют (напрашивающаяся рифма текстом не отвергается), те самые Ида и Джун из приведенного выше отрывка. Сами на грани краха, они готовы взять мальчика под крыло. И очень болезненный момент, когда – вокруг народное гулянье, общая радость, конец войне! – Бобу приходится уехать, ни с кем не простясь.
Да, но вернусь к тому, с чего начала. Когда читки вслух в доме престарелых кончаются крахом, заведующая Мария (сдается мне, это она предмет той романтической влюбленности, что обещана Бобу во сне) предлагает ему оставить книги дома и просто приходить в заведение. Просто приходить, привнося в хаос ощущение нормы. Так что он снова вроде как инструмент-линейка, но это ему по сердцу, он только рад служить. И суть "Библиотекариста", на мой взгляд, не в том, что человек может достойно прожить, любя не людей, а книги. Наверное, может. Суть все-таки в том, что после жизни, прожитой за книгой, у человека хватает пороху выйти к людям.