"Поиски — самое интересное в профессии сочинителя": интервью с Алёной Алексиной
К выходу дебютного романа "Суть вещи" писательница Алёна Алексина ответила на вопросы Галины Лукас, книжного обозревателя, автора канала "Библио Графия". Публикуем интервью в нашем блоге.
Как родилась идея этого романа? Была ли какая-то отправная точка или событие для этого?
Знаю, что многие писатели затрудняются сказать, когда и как именно они придумали свой сюжет, а я помню всё в подробностях. Был ясный полдень седьмого сентября 2017 года. Я стояла в ванной флорентийского отеля, любовалась на купол собора Санта-Мария-дель-Фьоре, неспешно собирала косметику — пора было освобождать номер — и вдруг подумала, что те люди, которые приходят за нами убирать, неизбежно узнают о нас гораздо больше, чем мы хотели бы им показать. Так родилась идея романа о Лизе — нейроотличной уборщице, которой вещи выбалтывают все свои секреты.
сценаристка, редактор
Сложно ли было приниматься за дебютный роман?
Да, было сложно. Надо сказать, я обожаю организовывать себе всяческие трудности. Мне интересны сложные языковые эксперименты, я люблю начинить текст аллюзиями и даже иногда азартно спорю с классиками — даром что они не могут мне ответить. Так было и в этот раз: сложная сюжетная конструкция, игры с персоной повествователя, ненадежный рассказчик... Друзья-писатели, выслушав мой сбивчивый рассказ, говорили: ну ты замахнулась! Не могла чего попроще придумать? Но нет, попроще мне неинтересно. В попытке нащупать верную интонацию, найти Лизин голос я пробовала, экспериментировала, переписывала с разных точек зрения. Мне кажется, такие поиски — самое интересное в профессии сочинителя.
Однако меня очень смущали те темы, которые я хотела затронуть в романе. С одной стороны, они казались и кажутся мне чрезвычайно важными. С другой стороны, мне пришлось собрать все свое мужество, чтобы вначале досконально изучить проблему педофилии и сексуализированного насилия над детьми в современном обществе, а потом еще и написать об этом, стараясь быть и честной, и сдержанной. Именно поэтому работа заняла долгих пять лет — добрых два из них я кружила вокруг да около и собиралась с силами.
С какими трудностями Вам пришлось столкнуться при его написании?
Помимо морально-этических и чисто технических трудностей были и другие, обычные для всякого писателя: я переживала, смогу ли сказать что-то новое. Никуда было не деть и тягостные мысли о том, что столько времени и сил трачу на работу, а перспективы, мягко говоря, туманны, — мне казалось, сложно будет найти издательство, которое согласится опубликовать мой текст (как я ошибалась!).
Изменилось ли что-то в Вашей жизни после того, как Вы написали роман?
Изменилось, и очень многое. Тридцатого декабря 2022 года я поставила в тексте финальную точку — и из обычного человека превратилась в человека_с_романом. Завершение такой масштабной работы приносит, оказывается, поразительные ощущения: спокойную наполненность, ясную и яркую силу. Ко мне тут же пришли потрясающие люди, которые хотели читать мой текст, — в новый-то год! — и писали мне какие-то невероятные комментарии. А когда мне начали писать издатели с предложениями, я обрела способность бегать по стенам. До сих пор иногда бегаю, очень освежает.
На кого из современных (или не очень современных) авторов Вы ориентировались?
Мне как раз хотелось максимально уйти от параллелей с другими авторами и текстами, найти свой стиль, свой голос. Я прочитала множество текстов о нейроотличных людях — все, до которых смогла дотянуться — именно для того, чтобы максимально избежать возможных пересечений с ними. Но конечно, у меня есть в современной литературе любимые авторы: это и Донна Тартт, и Майкл Каннингем, и Ханья Янагихара. Из классиков назову, пожалуй, возлюбленную мою Вирджинию Вулф, Уильяма Фолкнера, Рэя Брэдбери.
В Вашем романе переплетается сразу несколько разных жанров. Как для себя вы определяете жанр своего романа? И какой литературный жанр вообще Вам ближе всего как читателю?
От конкретного жанра мне тоже хотелось бы уйти. Я резвилась, как могла: поломала жанр трагедии, вывернула наизнанку детектив, потопталась на конвенциях триллера. Мне кажется, сегодня мы можем позволить себе не опираться на конкретный жанр, а играть с ожиданиями читателя, экспериментировать с формой и стилем — и оставаться в итоге неуловимыми, некаталогизируемыми. Хотя, конечно, те, кто пытается выбраться из коробочки, рискуют в итоге угодить в другую коробочку с надписью "интересничают". Но цель это путь, а мой путь в том, чтобы, по возможности, избегать коробочек.
Сложно ли Вам было выбрать название для романа?
Да, в этом месте тоже сломано немало копий. К моменту, когда роман был завершен, у меня сложился небольшой такой списочек из почти шестидесяти вариантов названий. Но, я считаю, мы с издательством выбрали наилучший вариант: мне хотелось, чтобы название было максимально двусмысленным, и, кажется, это удалось.
Как Вы сами относитесь к главной героине своего романа? Насколько трудно было писать о человеке дождя, проникнуть в его психологию и мироощущение? Встречали ли Вы таких людей, как Лиза, в жизни или образ полностью выдуман?
Я люблю Лизу. Для меня она совершенно живой, реальный человек. Помогает мне в этом ощущении удивительная история. Когда работа уже близилась к завершению, на Кипр, где я живу, прилетела моя хорошая подруга, тоже писательница. Мы обсуждали ее романы, с которыми я работала как редактор, а потом речь я начала рассказывать про "Суть вещи". Говорю: девушка с аутизмом. Она мне, еще вполне спокойно: о, и у моей дочери аутизм. Я ей: так вот, Лиза... Она говорит: ой, и у меня Лиза, хмм. Я договариваю: зарабатывает уборкой. Она мне: ой, и моя уборкой зарабатывала. Я ей: хотя вообще она... И тут уж она за меня договаривает: одаренный математик. Ага, говорю, но вещи понимает… — лучше, чем людей, — заканчивает за меня она. Совпало не только имя, но и возраст, и мельчайшие детали биографии. Она удивилась: ты что, знакома с моей дочерью? А я понятия не имела, что у нее есть взрослая дочь.
Спустя несколько дней Лиза — живая, настоящая Лиза — тоже прилетела на Кипр, и мы познакомились. Я была ошеломлена. Не каждый день удается взять интервью у собственного персонажа. Оказалось, я почти полностью ее угадала. Но мне это было несложно — я многое взяла из собственного мироощущения.
Можете ли Вы выделить сюжетную линию или эпизод, который Вам самой больше всего нравится?
Текст довольно объемный, и поэтому эпизодов, которыми я особенно довольна, много. К примеру, мне очень дорога тема музыки. Она всегда играла важную роль в моей жизни, и мне приятно было дать Лизе возможность понять и полюбить некоторые вещи. Я даже составила плейлист, элементы которого то и дело выкладываю в своих соцсетях — с подробным разбором их роли в романе. Это отдельное удовольствие.
Вы уже знаете, о чем будет Ваш следующий роман?
Второй роман — дело крайне деликатное. В дело немедля вступают разнообразные невротические соображения ("успех первого романа — чистая случайность", "тебе просто повезло", "такое не повторить" — и прочая чепуха, хорошо знакомая любому представителю творческой профессии). Однако я твердо знаю главное: дописывают успешные романы те люди, которые их пишут. Как ни банален этот постулат, но ничего лучшего у меня для меня нет.
Что касается тем и идей, я никогда не испытывала в них недостатка, в этом плане я счастливый человек, все время что-то новенькое придумываю. Поэтому на сегодня у меня в разработке целых три текста: роман-уроборос об уникальности индивидуального мироощущения и о том, какой катастрофой оборачивается для любого человека буллинг, полный чудовищ роман-робинзонада с крохотной каплей надежды в конце и роман-исследование об истории моей семьи — разбросанных по миру осколках великих империй.
Дело за малым: снова набраться храбрости и войти в эту воду. "Суть вещи" — моя пятая изданная книга, но каждый раз всё как впервые.