Время смеется последним
Название-загадка этой пулитцероносной книги "А Visit From The Goon Squad" (речь тут идет не о визите гуннов, а о нападении рэкетиров) в русском переводе стало вовсе не загадочной фразой "Время смеется последним". Такой заголовок звучит неловко, но при этом верно передает идею романа (в принципе, весь перевод Натальи Калошиной производит такое впечатление — не очень изящно, но вполне достоверно). Так вот, идея такова: как ни брыкайся, победителем все равно останется "ужас, который был бегом времени когда-то наречен".
Это, в некотором роде, дают понять читателю большинство существующих романов "длиною в жизнь" — мечущийся (и искрящийся) молодой герой неизбежно превращается "со временем" в умудренного (и довольно тусклого) зрелого персонажа разной степени счастливости/несчастности. Но мало кто обсказывает и обыгрывает мысль о необратимости времени, о постоянном перетекании настоящего в прошлое, о пугающей неизбежности будущего с подобной целеустремленностью.
Иган занимается этим со всей возможной последовательностью. И на уровне формы: в книге, например, имеется глава, состоящая из компьютерных схем (в интернет-версии к ним прилагаются аудиоролики), написанная (то бишь нарисованная) от лица маленькой девочки, живущей в двадцатые годы нынешнего века. И на уровне содержания: текст изобилует поворотами сюжета, представляющими одного из героев — только что соблазнительно игравшего загорелыми мускулами на пляже — бессильным стариком, пришпиленным к капельнице, а одну из героинь — только что прилежно учившую уроки, несмотря на тяжелое детство,— чуждой нам, но всесторонне прекрасной девушкой-менеджером опять-таки из ближайшего будущего.
Но самая трогательная, вернее, самая трогающая линия повествования, касается как раз не будущего, а прошлого. Роман Иган составлен из историй разных персонажей, так или иначе связанных с судьбой неудавшегося панк-рокера и удавшегося музыкального продюсера Бенни Салазара. Рокеру, как известно, пристало быть молодым или никаким. В романе Иган рокеры и их фанаты стареют по-разному, но прошлое — "время, когда в жизни ничего еще не решено",— оказывается одинаково незабываемым и безусловно прекрасным, приходилось ли оно на "развратные" семидесятые, "трудоголические" восьмидесятые, "расползающиеся по швам" девяностые. По Иден, молодость стоит мессы, даже черной. Вот только Мефистофелю нет до нас никакого дела.