Алексей Моторов: "Каждый должен прожить свою жизнь"
Врач, писатель, автор блестящих воспоминаний о работе в реанимации одной из столичных больниц Алексей Моторов рассказывает о своём детстве и отказывается рассказывать о книгах.
— Ваша семья была творческой? Что было для Вас самым важным в детстве и юности? К чему стремились? Удалось воплотить мечту в жизнь?
— Мама у меня химик, папа — химик, оба закончили химфак МГУ.
И хотя любовь к литературе присутствовала у всех в семье, творческим человеком являлась, пожалуй, только бабушка. У неё всякие моменты в жизни были: то в школе преподавала, то чтицей на радио работала. Вот во время одного из таких периодов, в пятидесятые ещё, она рассказы стала писать, повести. Публиковалась в журналах "Огонёк", "Семья и школа", в "Учительской газете". Переводила литературу с чешского языка, вела активную переписку с Пришвиным, с потомками Льва Толстого.
Мне исполнился год, когда она вдруг забрала меня и мою двоюродную сестру жить с собой на дачу. Бабушка была натурой увлекающейся, ей в то время представлялось, что детям лучше жить на природе, вдали от города с его суетой и пороками. Вот в этом небольшом доме я и провёл всё своё дошкольное детство. В замкнутом пространстве избы, особенно зимой, когда дом заносило снегом, бабушке никто не мешал передавать внукам всё то, что она так любила.
Мы и читать научились к трём годам, а к шести — играть на гитаре. Бабушка играла на гитаре, решила научиться, когда ей уже было за пятьдесят. Поэтому мы с сестрой в музыкальную школу поступили на год раньше, чем в обычную. И если из меня музыкант не вышел, то сестра Ася, Анастасия Бардина, стала большим гитаристом и известным педагогом.
Если говорить о детских моих увлечениях, то там не было ничего особенно серьёзного, всё как у всех. Какие-то спортивные секции, где я надолго не задерживался, даже обучался токарному делу в местном Доме юного техника. Зато в конце седьмого класса с несколькими моими друзьями мы организовали школьный ансамбль, и тогда основной для меня мечтой стало — выйти с настоящей электрогитарой на настоящую сцену и сыграть там что-то такое, отчего все придут в неистовство. Тринадцать, что вы хотите.
Не прошло и двух лет, как мечта эта непостижимым образом свершилась. Случайно попав в пионерский лагерь "Дружба" от Первого Медицинского института, я стал соло-гитаристом местного ансамбля на три летних сезона. И это время, вне всякого сомнения, стало для меня самым счастливым. А так как лагерь имел прямое отношение к медицине, то дальше все помыслы были только об одном — стать врачом. Ну и в своих книгах, а они автобиографические, я подробно всё это описываю.
— У каждого человека есть свои герои. На кого равнялись представители вашего поколения?
— Наверное, я как-то неправильно живу, но у меня никогда не было героев, как примеров для подражания. Кумиров не было. Конечно, я был бы не против играть на гитаре как Ричи Блэкмор, оперировать как Бакулев, а харизму иметь как у Челентано, но каждый должен прожить свою жизнь.
Про своё поколение, а это десяток-другой миллионов человек, точно не смогу сказать, кто там на кого равнялся.
— Вы посвятили жизнь медицине и написали две замечательные книги. Расскажите о своих автобиографических романах. Все истории доктора Паровозова взяты из жизни и не являются вымыслом? Книги, ставшие популярными в России, были переведены на другие языки?
— Мне кажется, это неблагодарное занятие для автора — рассказывать о своих книгах. О книгах должен говорить читатель, да и то, если сочтёт нужным. Могу лишь сказать, что выход книг, особенно первой, — событие достаточно неожиданное, прежде всего, для меня самого. И то, что книги выдержали несколько изданий, тон большинства отзывов читателей, как и прессы, доброжелательный, и то, что я до сих пор получаю письма от разных людей, сделало это неожиданное событие весьма приятным. Перевод пока только один, на болгарский, но всё ещё может случиться.
— История и поколения сменяются. В современной русской литературе есть свой Бродский и свой Шаламов?
— Хотя в истории и наблюдается некая цикличность, но всё же я считаю, что нет и не будет второго Бродского, второго Шаламова, как и второго Толстого, второго Набокова. Да и слава богу. Все они — одни единственные, чем и ценны.
— Что бы Вы посоветовали читать? У Вас есть современные любимые писатели?
— Я посоветовал бы читать всё то, что люблю сам. Это Искандер, Трифонов, Аксёнов, Казаков. Из современных авторов — Эдуард Кочергин, Александр Чудаков. В последнее время больше читаю мемуары и дневники, чем художественную прозу.
— С чем связан ваш выход из Русского ПЕНа?
— Русский ПЕН перестал соответствовать своему предназначению, а именно — быть правозащитной организацией, отстаивающей свободу слова. Стараниями нынешнего руководства Русский ПЕН сегодня — это, скорее, пародия на Союз писателей советского времени, где все заняты тем, что ждут подачек от власти. В таком виде он, безусловно, не нужен.
— Что Вы хотели бы делать дальше?
— Да просто жить. Если получится — написать третью книгу. Посмотрим…