"Белые русские — красная угроза? История русской эмиграции в Австралии". Как русские послевоенные мигранты зарабатывали на новом месте
После Второй мировой войны, наряду с поляками, итальянцами и югославами, в Австралии осело небольшое количество русских мигрантов. Некоторые после окончания войны оказались разбросаны по Европе, но возвращению в СССР предпочли переезд в Южное полушарие. Другие бежали из Маньчжурии, где в 1949 году к власти пришли коммунисты. В книге "Белые русские — красная угроза? История русской эмиграции в Австралии" (издательство "Corpus"), переведенной на русский язык Татьяной Азаркович, историк Шейла Фицпатрик рассказывает, как русские переселенцы добирались до Австралии и с какими сложностями сталкивались на новом месте. Предлагаем вам ознакомиться с фрагментом о том, как советские эмигранты зарабатывали на жизнь и почему почти не работали по специальности.
Работа
В первые годы после истечения срока обязательных рабочих контрактов уделом очень многих бывших ди-пи, и мужчин, и женщин, стала работа на фабриках. Для многих это был огромный регресс в жизни. Генерал Михаил Георгиевич, в конце 1950‑х вышедший на пенсию после десяти лет неквалифицированного труда в Австралии, был некогда героем войны и в межвоенные годы служил в военном министерстве в Сербии. Другие же не видели ничего странного в том, что в Австралии им приходится заниматься тяжелой работой. Множество русских и украинцев начинали свою трудовую жизнь в СССР простыми рабочими и крестьянами, а потом пришли немцы и угнали их в Германию для тяжелой работы на заводах и на фермах. Но независимо от прошлого опыта работа в полях мало привлекала бывших перемещенных лиц. Согласно переписи 1961 года, лишь 3 процента бывших ди-пи занимались тогда сельскохозяйственным трудом — по сравнению с 12 процентами австралийцев, родившихся в стране, и 6 процентами других иммигрантов.
Как показывает исследование Эгона Кунца, подавляющее большинство перемещенных лиц (включая тех, кто занимался крестьянским трудом до того, как стать ди-пи) в итоге осело в городах, но занималось там ручным трудом. Спустя лет десять после приезда в страну более 60 процентов иммигрантов все еще оставались неквалифицированными рабочими, тогда как среди уроженцев Австралии доля таких тружеников составляла 40 процентов, а среди иммигрантов в целом — 55 процентов.
Те, для кого работа на фабрике была всего лишь эпизодом, особенно женщины, часто вспоминали этот период добрыми словами. Ядвиге Николаюк даже нравилось работать на лимонадной фабрике, тем более что этому сопутствовали не только уважение и быстрый карьерный рост на работе, но и повышение статуса в семье. Лидия Савва и Нина Дернова очень тепло вспоминали место своей первой работы в Австралии — швейную мастерскую, где хозяева говорили по‑русски и работницами были сплошь русские женщины из Китая. Вероятно, это была фабрика женской одежды в Стратфилде, которую завела Клавдия Муценко через три года после переезда из Харбина и которой управляла двадцать лет, нанимая на работу русских.
У приехавших из Китая были преимущества перед перемещенными лицами из Европы: перед приездом в Австралию у них было больше ценного имущества, и им разрешалось привезти с собой намного больше багажа. В 1950‑е годы в пригородах Сиднея — вроде Бервуда и Стратфилда, где жило много русских, — начали появляться предприятия, основанные русскими иммигрантами и обслуживавшие преимущественно русских клиентов. В 1953 году в Сиднее открыл магазин мебели Михаил Чуркин, получивший в Китае диплом политолога. Лидия Ястребова из Харбина, приехавшая в Австралию в 1957 году, открыла фотостудию "Лидия", которая начала пользоваться большим успехом. Некоторые новые сиднейские предприятия, созданные в конце 1950‑х, стали продолжением семейных предприятий, существовавших ранее в Харбине или Шанхае — например, магазин часов и ювелирных изделий семьи Ициксон в Стратфилде, конфетное производство "шоколадного короля" Уолтера Пулковника.
Некоторые русские занялись сделками с недвижимостью: например, в 1959‑м риэлтором стал князь Ухтомский, после приезда в Австралию в 1949 году (в возрасте 30 лет) проработавший несколько лет простым рабочим. Сергей Ростенко, учившийся в театральном училище, после приезда в 1949 году начал работать агентом и переводчиком в фирме по торговле недвижимостью в Аделаиде, помогал другим иммигрантам покупать землю для постройки домов, а со временем открыл собственную фирму. Владимир Мазюк из Харбина, долгое время возглавлявший Русский дом престарелых и Русский общественный центр в Брисбене, тоже занимался операциями с недвижимостью, а еще заведовал прачечными самообслуживания.
Среди этнических русских, массово иммигрировавших в Австралию после войны, не появилось миллионеров. Большого успеха в бизнесе и финансах добивались в основном китайские русские — в частности, предприниматели-евреи, которые успели обрести деловой опыт в Шанхае с его бурной коммерцией и потому, приехав в Австралию в 1950‑х, удачно применили там свои умения. Застройщик Гарри Тригубов, в 2016 году ставший первым в списке самых богатых людей по версии Financial Review, попадал в список 200 богатейших людей Австралии каждый год, начиная с 1984 года, когда такие списки начал публиковать еженедельник Business Review Weekly. Гарри родился в 1934 году в семье Моисея Тригубова, который разбогател в Тяньцзине на торговле тканями, но в конце войны был арестован за сотрудничество с японцами. Австралия отказала в выдаче виз родителям Гарри Тригубова после того, как генеральный консул в Шанхае Осмонд Фурман сообщил, что в прошлом Моисей занимался "подозрительными махинациями", но Гарри и его брат смогли обосноваться в Сиднее и добились больших успехов. Исидор Магид, родившийся в Харбине в 1913 году, во время войны финансово преуспевал в Шанхае, — австралийские чиновники и его сочли "типичным подозрительным махинатором", но в 1948 году ему удалось иммигрировать в Мельбурн, где он быстро разбогател и, подобно Тригубову, стал одним из крупнейших в Австралии застройщиков. Ну и, конечно же, был еще Рене Ривкин. Ему было всего семь лет, когда в Австралию из Шанхая приехала его русско-еврейская семья (связанная родственными узами с Магидами). Впоследствии Ривкин заработает миллионы, торгуя ценными бумагами на бирже. В 2003 году по обвинению в торговле с использованием инсайдерской информации он был приговорен к тюремному заключению.
Пусть русская диаспора не породила будущих миллионеров, зато она была богата аристократическими родословными. Среди переселенцев из Европы были носители таких знаменитых княжеских фамилий, как Долгоруковы и Мещерские, а еще приехали два графа — Роман и Алексей Мусины-Пушкины. В 1949 году из Китая прибыл князь Георгий Ухтомский, за которым спустя три года последовала его сестра. Из Шанхая в 1952 году приехал князь Владимир Гантимуров, основатель харбинского Общества мушкетеров. В пору японской оккупации Маньчжурии живших там русских просили в анкете указать свой социальный статус в дореволюционной России, и многие из отвечавших на этот вопрос назвали себя "дворянами". Конечно, это не значит, что все без исключения подобные заявления, делавшиеся и в Китае, и в Австралии, были правдивы. Но независимо от этого ностальгическая тоска по "прошлому, которое мы потеряли", являлась важной эмоциональной частью русской жизни в Австралии — точно так же, как это было и в Харбине, Шанхае, Белграде, Париже и Берлине межвоенной поры.
Роман Владимирович Мусин-Пушкин был уже немолод, когда приехал в Австралию, и жил там довольно неприметно, если не считать того, что в начале 1950‑х он стал членом Русского антикоммунистического центра в Сиднее. В этом качестве он и еще восемь человек и фигурировали в 1954 году в статье в журнале People вскоре после бегства советского дипломата Владимира Петрова. Они прожили в Австралии уже лет пять или больше, когда репортер из People сфотографировал их в обшарпанной комнате в Редферне: там они собирались и строили планы, как спасать мир от коммунизма. Репортеру не пришлось ничего специально делать, чтобы подчеркнуть контраст между прошлым и настоящим этих людей: достаточно было перечислить их былые достижения и должности и сообщить, чем они зарабатывают на жизнь теперь. Председатель группы, Георгий Алексеев, белый офицер в годы Гражданской войны, воевавший на Второй мировой в армии Власова, устроился относительно достойно — он управлял фабрикой в Сиднее, производившей керамические изделия; Мусин-Пушкин, тоже воевавший в Первую мировую и Гражданскую, работал в электрической компании, вероятно, клерком; но остальные — бывшие офицеры Белой армии, выпускники инженерных факультетов — трудились на заводах и фабриках простыми рабочими.
Профессионалам зачастую очень трудно было найти в Австралии работу по своей специальности. По словам Эгона Кунца,
Среди прибывших в Австралию ди-пи, имевших за плечами от 15 до 18 лет учения и диплом, только одному мужчине из четырех в итоге удавалось подтвердить свой профессиональный статус... Даже у тех, кто добивался успеха, продвижение происходило чаще всего очень медленно: многие лет десять или дольше трудились простыми рабочими, или же теряли много лет, осваивая свою специальность заново, и лишь после этого достигали профессиональных целей.
Говоря о группе ди-пи в целом, Эгон Кунц в своей работе показывает, что вернуться к работе по специальности удалось менее чем половине ди-пи с высшим образованием. Учитывая, что среди охваченных его исследованием переселенцев были венгры и чехи, часто высокообразованные, можно сделать вывод, что уровень профессиональной успешности среди русских был даже ниже среднего. А значит, еще больше было таких людей, чья жизнь, по словам одного ди-пи из Прибалтики, "скукожилась до убогого существования, сводившегося к физической усталости, мелким обидам и постоянному чувству раздражения и унижения".
Однако детей русских иммигрантов ожидала совсем другая участь: после приезда они довольно скоро могли поступить в университеты. Юрий Николаюк окончил школу и поступил в Мельбурнский университет через четыре года после приезда его семьи в страну, как будто в их жизни вовсе не было никакого перерыва. В Тяньцзине молодой Игорь Ивашков собирался стать пианистом, но после переезда в Австралию родные убедили его выбрать более основательную специальность — он стал инженером, во время учебы получал стипендию от департамента железных дорог. Получив диплом, он нашел работу в компании IBM и изменил имя на Гэри Нэш — чтобы его проще было выговаривать австралийским коллегам и партнерам по игре в теннис. В упомянутом выше доме-"колхозе" в Миддл-Парке жила очень энергичная бабушка, по‑видимому, во многом способствовавшая жизненному успеху троих сыновей Киры Черновой, сестры Олега Перекрестова (о нем будет сказано ниже), которые, как и он, с самого начала участвовали в выпуске газеты НТС "Единение": Алексей, позднее ставший губернатором штата Виктория, получил диплом юриста, Владимир изучал архитектуру, а Михаил (Майкл) получил медицинское образование, но потом стал профессиональным балетным танцовщиком и мужем Гелси Киркланд, знаменитой артистки нью-йоркского балета.
В университет иногда попадали и молодые мигранты, приезжавшие в одиночку. Николай Коваленко изучал историю искусств в Мельбурне; он предпочел бы медицину, но медицинский факультет не признавал аттестат, полученный им в русской гимназии в Белграде. Юрий Амосов, приехавший в 1950 году из лагеря Мёнхегоф, активный член НТС, стал специалистом по торговой деятельности.
Из профессионалов хуже всего приходилось русским врачам, которые, как и врачи-евреи, приезжавшие до войны, сталкивались с очень неприветливым отношением австралийской Ассоциации медицинских работников, не желавшей признавать заграничные дипломы. Учившиеся в Европе и Китае русские врачи еще могли получить место медика в мигрантских лагерях или выполнять схожую работу в больницах за их пределами, но им очень трудно было добиться получения полноценного признания. Одним из немногочисленных способов пробиться в дальнейшем было поехать для начала на практику в Австралийскую антарктическую территорию или в Папуа — Новую Гвинею, однако и по возвращении оттуда врач продолжал считаться неквалифицированным, пока не получал австралийскую медицинскую степень. В 1966 году, согласно подсчетам Кунца, основанным на данных переписи, менее 100 врачей из ди-пи работали по специальности, причем русские, считавшиеся менее квалифицированными, чем венгры и некоторые другие восточные европейцы, составляли, вероятно, лишь малую долю от этого количества.