Березовский как диагноз. Что демонстрирует книга Петра Авена
Эту книгу надо читать. Ну хотя бы с чисто практической целью. Она предлагает темы для разговоров даже с теми, с кем общих тем вроде бы и нет. Натянутые ужины с диалогами о погоде гарантировано превратятся в шумные застолья с неизбежными спорами. Потому что людей, безразличных к девяностым — к тому, что тогда происходило, к тому, как это все можно интерпретировать, — у нас нет.
Для увлекательных бесед и живых обсуждений здесь имеется богатый материал. Хочешь — милые инсайдерские байки: например, как во время противостояния "команды Чубайса" с Лужковым только что приехавший в Москву как член этой самой команды Борис Немцов пожаловался Ельцину, что Лужков не прописывает его в столице. "Ельцин попросил соединить его с Юрием Михайловичем. "Юрий Михайлович! Мелко и недостойно!" — говорит Ельцин и кладет трубку. Бедный Немцов говорит: "Борис Николаевич, а как же он узнает, о чем вы говорили?" — "Он сейчас потратит два часа на то, чтобы узнать, кто у меня. Все поймет". Хочешь — новые макабрические версии и без того ужасных событий: жена Березовского, Елена Горбунова, высказывает предположение, что за убийством Александра Литвиненко стоят, как она выражается, "Рома и еще двое людей" (да и сам Березовский, по ее мнению, тоже умер не от собственной руки).
Впрочем, "Время Березовского" дает почву для рассуждений и более глубокомысленных, теоретических. Это книга, составленная из интервью участников и свидетелей "триумфа и краха БАБа" (в основном политиков и бизнесменов с легким вкраплением давних друзей и любимых женщин), — по сути, не что иное, как ремейк знаменитого фильма Куросавы "Расёмон" (ну или рассказа Акутагавы "В чаще", по которому он снят, но на кино, почему-то похоже больше). Разные люди, свидетельствуя об одних и тех же событиях, драматически не совпадают друг с другом — и здесь даже не важно, сознательно ли они врут, или виной тому просто встроенное в человеческую память искажение.
Вывод один — объективная история невозможна, память обманчива, прошлое, каким мы его помним, зависит от того, каким мы хотим его помнить.
И хотя в книге Петра Авена есть как минимум две отдельные новеллы — разговор с Анатолием Чубайсом, показывающий, как непробиваемое самолюбование умного человека заводит его в самые очевидные противоречия с самим собой, практически в глупость, и разговор с Сергеем Доренко, наглядно демонстрирующий, как можно быть психом с выгодой для себя и откуда растет киселевщина — все же голоса всех ее героев сливаются в некий гул, в единый нарратив, из которого вполне можно выделить общие, "одни на всех", смыслы.
Так вот, если говорить о главных смыслах этого гула, то для меня по крайней мере их там два.
Первый. Все, что тогда в девяностые говорили скептические, верящие в заговор, в общем, самые неприятные люди, — вот все это правда. И что генерал Лебедь в качестве кандидата в президенты был с самого начала фальшивкой, избирательной придумкой "под ключ" (Березовский слетал к не помышлявшему о президентстве генералу и за ночь обо всем с ним договорился). И что методы "наших", интеллигентных, так сказать, реформаторов ничем не отличались от методов "не наших" и не реформаторов (в книге в качестве насылающих на конкурентов "маски-шоу" упоминаются совершеннейшие светочи либеральной мысли). И что помощник Собчака Владимир Путин был выдвинут на то место, на котором он оказался, потому что продвигавшие его надеялись на его благодарность и управляемость, — и это правда во всей своей невероятной литературности. Как-то не верится, что люди обустраивают страну в соответствии с ироническими историческими экскурсами из "Голубой книги" Михаила Зощенко, ан нет, именно так оно и есть.
Неприятные люди были правы.
Второй. Из признаний и воспоминаний всех этих важных людей — Анатолия Чубайса, Александра Волошина, Валентина Юмашева, Михаила Фридмана, да и всех остальных — можно извлечь многое, но куда знаменательней то, чего оттуда извлечь нельзя. А именно: хоть какого-то признания ответственности за то, что они делали и за то, что они сделали. Ну да, говорит один из редких "просто людей" в этой книге, помощница Березовского Ирина Пожидаева, что о "прекрасности" девяностых лучше не вспоминать, потому что на это всегда будут говорить "а вся страна в это время…", да еще и Владимир Познер упоминает, что журналисты здесь перестали быть журналистами, приняв участие в агитационной кампании выборов 96-го года, — но общий посыл, общая тональность этих интервью совсем иная. Это интонация все правильно делавших людей, может, конечно, и просчитавшихся и там и сям, но в принципе уверенных и в собственном выборе, и в поступках. И, главное, никакого отношения не имеющих к тому, к чему все пришло в результате
Большинство этих интервью было сделано Петром Авеном в 2014-м — на котором уж году этой нашей так называемой "стабильности", — но к ее гримасам наши герои, знаете ли, отношения не имеют. Виноваты только другие — коммунисты в 96-м, новая генерация "кремлевских", пришедшая им на смену в середине двухтысячных. Все, кто угодно, — но не они.
Появление в магазинах и всеобщее обсуждение "Времени Березовского" совпало с публикацией последнего слова Алексея Улюкаева. "Только когда сам попадаешь в беду, — говорит он, — начинаешь понимать, как тяжело на самом деле живут люди. С какой несправедливостью они сталкиваются. Но когда у тебя все в порядке, ты позорно отворачиваешься от людского горя".
Никому, разумеется, нельзя желать беды, но хоть какой-то рефлексии героям этой книги пожелать хочется. Возможно, неспособность к ней и способствовала когда-то тому, что их вышвырнуло наверх. Но сейчас-то все люди взрослые, чтоб не сказать старые. Эх.