Автор этой книги предвосхитил многое из научных открытий своего времени. Его тексты вообще принадлежат к другой системе отсчета в жизни и литературе, здесь бы сравнивать с Бахтиным или Шкловским, особо не заботившимися о "научном" оформлении знаний, ну да сегодня этого уже не понять. А ведь за свою короткую жизнь однофамилец и современник Троцкого успел войти в историю и фундаментальной физики, и научно-художественной литературы. "Солнечное вещество" Матвея Бронштейна — о научных открытиях и изобретениях, повести вошедшие в сборник — "Солнечное вещество" (1934), "Лучи икс" (1937), "Изобретатели радиотелеграфа" (1936) — стали образцом нового литературного, научно-популярного жанра.
Все повести печатались в журнале "Костер", когда он был альманахом под редакцией Максима Горького. В них нам рассказывают о веществе, обнаруженном сначала на Солнце и лишь много лет спустя на Земле. О случайном открытии невидимых X-лучей, принесших Рентгену самую первую Нобелевскую премию по физике, а человечеству — прибор, позволяющий видеть насквозь. А еще — об изобретении радио, без которого не было бы ни телевидения, ни Интернета.
Во времена же оные у автора не было даже среднего образования, хотя свое призвание он обнаружил в кружке при Киевском университете, не будучи, ясное дело, студентом. И хоть школьную систему господа-товарищи с его именитым тезкой во главе разрушили, однако самообразования автору хватило, чтобы в восемнадцать лет написать первую научную работу — о фотонной структуре рентгеновского излучения, которую опубликовал ведущий мировой журнал по физике. В то время идею фотонов еще не принимали даже видные физики, включая Нильса Бора, а восемнадцатилетний Матвей Бронштейн из Киева оказался в самой гуще событий тогдашней физики, представляете?
Как писал? Увлекательно, интересно, сейчас так не пишут. "В конце XVIII века жил в Лондоне ученый-химик, которого звали Генри Кавендиш. Это был нелюдимый и одинокий человек. Он появлялся на улицах с узловатой палкой, в длинном дедовском сюртуке и в широкополой шляпе. О его странностях и причудах по городу ходило множество слухов. Передавали, будто нелюдимость его и суровость доходят до того, что иной раз за целый день он не произносит ни одного слова".
И неудивительно, что на допросах в НКВД, чтобы автор во всем сознался, понадобилось семь дней и ночей непрерывного допроса. Такого "конвейера" обычно хватало для признания в чем угодно, не только в преимуществе рентгена над Божьим оком.