Интервью с Сергеем Гандлевским
Поэт, прозаик, эссеист и переводчик Сергей Гандлевский — об изменениях в современном языке, вкусе к поэзии и феномене Пушкина.
О первых стихах
Все мужчины в семье — отец, дед, его брат, дядя — любили стихи и много читали на память. Очень трогательно читали — закрыв глаза, завывая и жестикулируя от избытка чувств. Вот и я втянулся. Пописывал с детства, а вплотную принялся 22 июня 1970 года, причем самым хрестоматийным образом — влюбился и принялся.О первых учителях
В первой молодости главное влияние оказала на меня поэтическая компания, в которой я оказался: Александр Сопровский, Александр Казинцев, Бахыт Кенжеев, Давид Осман, Алексей Цветков. И классику я получал как бы из их рук, уже отфильтрованную. А потом настал черед самостоятельного чтения классики. Влияло, видимо, все — я для влияний принципиально открыт.
О честности
Поэту, как и всем прочим, хорошо бы следовать всем заповедям общепринятой морали, но я бы добавил к ним еще одну, чисто профессиональную: не обманывай себя. Изобретение надуманных мотивов поведения лирического героя, наведение тени на плетень сразу почувствуется чутким читателем и оставит осадок фальши. Другим ври на здоровье — это просто плохо, но врать себе еще и вредно для литературных занятий.
О загадке Пушкина
Наверное, случаются в истории любой страны такие эпохи, когда культура достаточно созрела, и позарез надо, чтобы кто-то, как говорится, довел ее до ума. Но лучшее объяснение дал, по-моему, Тютчев, когда сравнил Пушкина с первой любовью: она всегда одна и всегда неповторима. После Пушкина написана прорва превосходных произведений и впредь превосходных произведений будет написано немало, но именно он родился в сорочке: все сошлось одно к одному — и его врожденный гений, и триумфальное самочувствие России после войны 1812 года, и приподнятое состояние духа двух первых десятилетий XIX века, будь то любовь, дружба, честолюбие и прочее. Это была праздничная эпоха, и Пушкин стал ее лучшим олицетворением. Ничего подобного — ни времени подобного, ни подобной фигуры — больше не было. И не надо, мне кажется. Будем признательны за то, что есть. Зачем уподобляться неблагодарной старухе из "Сказки о рыбаке и рыбке"?
О любви к Москве
Что касается любви к Москве, отвечу словами Мандельштама: "Но люблю мою бедную землю, / Оттого, что иной не видал…" Ну видать-то уже видал, но по-настоящему жил только здесь. Больше всего меня волнует, понятное дело, район моего детства и отрочества — бывшая Можайка, ныне Кутузовский проспект. Потом район молодости — Сокольники. Далее везде. Сейчас живу на Чистых прудах, и тоже к этим местам неравнодушен.
О встрече с Бродским
Иосиф Бродский — выдающийся поэт, автор доброй дюжины лирических шедевров — а это очень много. Мы виделись с ним минут сорок за несколько месяцев до его смерти, он совершенно обворожил меня, хотя я поначалу держался довольно заносчиво.
О вдохновении
Я согласен с Бродским: сочинение — это нелегкий труд, и во время работы над стихотворением мозги и впрямь вещь совершенно не лишняя, но бывает еще — редко, но бывает — какое-то особое воодушевление и везение, как говорят в азартных играх, когда "карта идет".
О роли поэзии в современном мире
Поэзия уже почти полвека как вышла из моды, поэтов теперь не узнают на улицах, им приходится служить, чтобы сводить концы с концами. Однако осталось какое-то количество людей, которых поэзия волнует. Но, честно говоря, таких людей всегда и было не так уж много, просто заодно с ними раскошеливались на поэтические книжки и вечера и сотни других, читавших стихи лишь по инерции, в силу модного поветрия. Иными словами, сейчас поэзия играет ту же роль, что и всегда, но эта роль перестала казаться публике главной.
Что же касается современных авторов, сетевых поэтов... Скажу в самых общих чертах, что я знаю и одаренных людей из молодого поколения, и настоящих энтузиастов поэзии. Словом, нас, сочинителей, достаточно, чтобы не испытывать одиночества. А подтянутся еще читатели — милости просим!
О вкусе к поэзии
Я читаю стихи вовсе не потому, что в них есть ценность, а потому, что это мне в радость, и мне не кажется, что в этом я большой оригинал. Как сказал Кот-Бегемот: "Карашо — люблю, плохо — нет", вот и вся премудрость. Еще Достоевский говорил, что надо полюбить жизнь прежде, чем смысл ее, — со стихами та же история. Но вообще-то говоря, любить их вовсе не обязательно: любовь к стихам / нелюбовь к стихам — это ровным счетом никак не свидетельствует ни против человека, ни в его пользу. Дело вкуса.
Об изменениях в языке
Как носитель языка и литератор я себя чувствую не очень уютно по двум причинам. Во-первых, мы действительно живем во времена больших языковых перемен (вроде времен петровских реформ или поры после революции 1917 года). Во-вторых, я не молод и мне положено быть консервативным и брюзжать, что я исправно и делаю. Меня огорчает, что речь упрощается, что появились слова-пираньи, поглотившие своих соседей подчистую. Скажем, весь спектр сильных эмоций покрывается определением "круто", а все симпатичное и веселое — выражается словом "прикольно". Как бы то ни было, я не употребляю в собственной речи и писаниях тех слов, которые мне решительно немилы. Или употребляю, но в таком контексте, где видно мое к ним отношение и читатель не вводится в заблуждение. Таков мой скромный вклад в борьбу за чистоту родной речи.