Дойдя до конца, вы перечитаете еще раз
Эта книга вышла тиражом 2000 экземпляров в 1965 году, и почти сорок лет о ней никто не вспоминал. При жизни ее автор был удостоен Национальной книжной премии США, но за другой роман. Судя по всему, это был тот случай, когда премию дают просто потому, что ее "вроде как неудобно не дать, вроде как надо", а потом все равно забывают лауреата. И если кто-нибудь вовремя не спохватится, забвение может стать окончательным. Но время от времени спохватывается весь мир.
1
Про роман Джона Уильямса "Стоунер" мне впервые рассказала подруга, итальянская журналистка Сильвия Малнати. Пару лет назад прислала короткий имейл, смысл которого сводился к одной фразе: "Ты должен это прочесть". До этого я ни разу не слышал о писателе Джоне Уильямсе, знал только композитора с точно таким же именем — автора музыки к "Списку Шиндлера" и фильмам о Гарри Поттере.
Через какое-то время Сильвия переспросила: "Ну что, прочел?" И, не получив утвердительного ответа, пообещала: "Если не сможешь найти книгу в России, я пришлю ее тебе на Рождество". С тех пор прошло два Рождества, книгу в подарок я так и не получил. Она несколько раз попадалась мне в книжных в Европе и Америке, но я проходил мимо, говоря себе, мол, как-нибудь в другой раз.
И вот "Стоунер" выходит на русском, а я по-прежнему ничего толком не знаю — ни о романе, ни об авторе. Откладывать больше нельзя. "Сильвия, поговоришь со мной потом о книжке?" — "Certo! Только я сейчас за рулем, давай завтра?" Конечно, говорю, давай. Я как раз успею дочитать.
2
В коротком предисловии Уильямс пишет: "Посвящаю эту книгу своим друзьям и бывшим коллегам по кафедре английского языка университета Миссури. Они сразу поймут, что она — плод художественного вымысла: ни один из персонажей не имеет реального прототипа", — но если хотя бы бегло изучить биографию писателя, уже на первой странице романа становится понятно, что это, мягко говоря, не совсем так.
Уильям Стоунер — не кто иной, как альтер эго Джона Уильямса. Перекликаются не только фамилия писателя и имя главного героя, но сами их судьбы выглядят даже не зарифмованными, а скопированными одна с другой. И что здесь первично — судьба автора или судьба персонажа, — так и останется загадкой. Если сорокалетний Уильямс, создавая роман, повторял на бумаге собственную судьбу, то страницы, рассказывающие о постаревшем Стоунере, стали своего рода подстрочником, с которым будет сверяться жизнь, подводя писателя к неизбежному финалу.
Уильям Стоунер — университетский преподаватель, литературовед, написавший одну-единственную книгу. Человек не самой сложной и не самой счастливой судьбы. Вскоре после смерти был забыт. Джон Уильямс — университетский преподаватель, прозаик и поэт, опубликовавший четыре романа и два поэтических сборника. Человек не самой сложной и не самой счастливой судьбы. Вскоре после смерти был забыт (Уильямс умер в 1994-м).
Спустя сорок лет после выхода романа в США автор и его персонаж обрели новую жизнь. И кто кого на самом деле воскресил, опять же с точностью определить невозможно. Один человек очень любил литературу и написал книгу о своем несуществующем двойнике. Несуществующий двойник сорок лет спустя вышел на свет и вывел за собой своего создателя.
В начале нулевых роман был переиздан, и вскоре о книге, которую долгие годы никто не вспоминал, заговорили как о шедевре и литературной сенсации. Впрочем, без всяких "как" — действительно шедевр, действительно сенсация. Только поняли это все, к сожалению, после смерти автора. А уж он-то наверняка отдавал себе отчет в том, какое произведение создал, и не мог не переживать, зная, что его книга заслуживает куда большего внимания, чем ей в свое время было уделено.
В 2011 году книгу "прочла, полюбила и перевела Анна Гавальда" — эти слова были вынесены на обложку французского издания "Стоунера". В 2012-м роман вышел в Италии в переводе Стефано Туммолини. И вот уже по всему глобусу тянется шлейф из доброжелательных рецензий и восторженных отзывов. Среди высказавшихся о романе был, например, голливудский актер Том Хэнкс — он назвал "Стоунера" "одной из самых удивительных книг, которые вы когда-либо читали".
3
Мне не понравился "Стоунер". Возможно, это несколько самонадеянно, если вообще не глупо — говорить так о книге, которую за последние несколько лет только ленивый не назвал шедевром. Дескать, а я вот думаю иначе. Но, поверьте, говорю это не из чувства противоречия. Мне казалось, что я читаю не роман, а пересказ романа. "Потом было то-то, потом они поехали туда-то, потом прошло семь лет". Эпизоды не разворачиваются внутри книги, а, схематично обрисованные, просто сменяют друг друга, как в конспекте, в кратком изложении. Мне рассказывают о героях, рассказывают о событиях, а я хочу, чтобы герои говорили сами, чтобы события происходили сами собой, хочу быть свидетелем, а не слушателем. Роман, которого не было, который мне так и не дали прочитать.
Не увидел я, честно говоря, и особой любви главного героя к литературе: автор, на мой взгляд, просто обозначил, что любовь была, и предложил всем на этом успокоиться. То, что Стоунер постоянно говорит о средневековой поэзии, лично для меня не означает, что он действительно ее любит. Потому что говорит он сухим языком замкнувшегося в себе исследователя.
Я стал сомневаться, об этой ли книге рассказывала Сильвия. Может быть, я читаю какую-то сокращенную версию? Может быть, есть еще какой-нибудь "Стоунер"? Желая проверить свои ощущения, написал ей письмо, попросил, чтобы она постаралась сформулировать, почему на протяжении последних двух лет постоянно советовала прочесть именно этот роман, почему заговаривала о нем при любой возможности. В ожидании ответа я дочитал до конца.
И вот тут все изменилось.
4
Смерть (точнее будет сказать, умирание) главного героя — несколько страниц в конце — то, ради чего роман непременно стоит читать, и ради чего, вполне возможно, он и был написан. Просто заглянуть в концовку — не вариант, до нее нужно добраться.
Внезапно я понял: все, что казалось мне неубедительным, было неубедительным и для Стоунера. Он не мог взглянуть на свою жизнь иначе, не мог выделить из нее что-то по-настоящему значительное, а от чего-то, наоборот, отмахнуться. Просто потому что эта самая жизнь еще не закончилась. И когда становится понятно, что вот теперь действительно конец, весь роман, каждая отдельная фраза выстраиваются в удивительную последовательность абсолютно логичных и законченных эпизодов. Застывшая картина, моментальный фотоснимок, сделанный в конце жизни и запечатлевший всю жизнь. И все на этой фотографии видно с предельной ясностью и четкостью. Вот любовь к женщине, а вот любовь к литературе, не менее острая и настоящая, вот друзья и вот враги, и кто из них кто, разобраться почти невозможно, потому что, глядя на них оттуда, ты принимаешь каждого, каждому из них ты по-своему благодарен. Предсмертный бред оказывается более осмысленным, чем любая научная статья. А те, кто думает, что ты бредишь, просто не способны тебя понять, потому что твой бред — это особая информация, послание из другого мира, другой язык, который живым пока не ведом.
Полный сил, находящийся в здравом уме сорокалетний писатель рассказал о смерти семидесятилетнего старика. Роман Уильямса — это прямое доказательство того, что другой мир, другая жизнь — существуют. Потому что он там побывал задолго до того, как отправился туда снова и больше не вернулся.
Это первый на моей памяти текст, где о смерти говорится не с позиции "страшно — не страшно", не с религиозным назиданием "не надо бояться" (именно эти слова как раз обычно и пугают; так врач, собираясь ставить маленькому ребенку укол, говорит: "Больно не будет", и ребенок сразу понимает — что-то здесь не так). Смерть в "Стоунере", как и жизнь, безусловна. Бояться умереть — это все равно, что бояться намочить ноги, выходя на улицу под проливной дождь.
Закрывая книгу, ты не понимаешь, откуда Уильямс в середине своей жизни мог обо всем этом знать. Но сомнений в том, что он действительно знал, не остается. И ты теперь тоже знаешь.
Я обязательно перечитаю роман в ближайшее время. Потому что с позиции этого самого нового знания каждое слово в нем обретает совершенно иной смысл — не дополнительный, но ранее недоступный для понимания.
5
Получив ответ от Сильвии, я невольно рассмеялся — настолько схожими во многом оказались наши ощущения. Все это время мы действительно говорили об одной и той же книге. И прочитали, вне всяких сомнений, одну и ту же.
Вот что она написала:
"Поначалу мне показалось, что "Стоунер" в определенном смысле тривиален: простая история обычного человека. Первые страницы и вовсе вызвали у меня недоумение. Книга казалась скучной, плоской, лишенной деталей, неспособной увлечь. Но когда характер главного героя, медленно и робко обрастая очертаниями, все же начал раскрываться, я почувствовала, что постепенно привязываюсь к нему. Это была не вынужденная заинтересованность, когда персонаж будто бы насильно, против читательской воли притягивает к себе внимание, а нечто подлинное, глубокое, интимное.
Я оказалась по ту сторону книги, могла наблюдать за героем вблизи, в то время как он меня не видел. Ближе к концу стала читать медленнее, желая оттянуть момент прощания со Стоунером, насколько это вообще возможно. Я цеплялась за него, мне казалось, я способна понять и разделить всю его печаль и глубокую любовь к литературе — единственное, что скрашивало его последние дни. Дойдя до конца, я перечитала книгу еще раз.
"Стоунер" — это честный роман, подлинная литература. Книга, не пытающаяся выдать обычного человека за выдающегося героя. Он вырастает в героя, изначально будучи ординарной личностью. Потому я и полюбила роман: внутри "Стоунера" есть место для каждого из нас".