Через несколько дней в книжных магазинах начнут продавать новую книгу Мишеля Уэльбека "Карта и территория", в прошлом году писатель получил за "La Carte Et Le Territoire" Гонкуровскую премию. О романе — Анна Наринская.
"Наступил довольно странный с идеологической точки зрения период: с одной стороны, все без исключения жители Западной Европы, казалось, считали, что капитализм на последнем издыхании и буквально дышит на ладан, с другой — ультралевым партиям не удавалось соблазнить никого, кроме своей обычной клиентуры, всяких там злобных мазохистов. Словно пелена пепла обволокла умы". Действие в романе Уэльбека разворачивается хоть и в ближайшем, но будущем, и "странный период" о котором здесь идет речь,— это время, последовавшее за неким новым, нами еще не пережитым, финансовым кризисом, который "оказался даже хлеще, чем в 2008 году".
Никакой фантастики — этот временной сдвиг здесь больше всего нужен для того, чтобы отделить персонажей от своих прототипов, чтобы выдвинуть наполненное знакомыми именами (знакомыми даже нам, что уж говорить о французах) и знакомыми фактами повествование в литературное пространство. Но вообще реальность "Карты и территории" не отличается от той, которая дана нам (а вернее, среднестатистическому думающему европейцу) в ощущении, и приведенный выше пассаж, конечно, идеально описывает сегодняшнее состояние умов — особенно в той части, которая касается облекшей умы пелены пепла.
Ум самого Уэльбека, впрочем, ясен невероятно. "Карта и территория" — текст, совершенно умный во всем. От высказываемых главными героями соображений до соотношения этих друг с другом и c реальными людьми, имена которых они часто носят. От предполагающего интеллектуальную игру названия, отсылающего к знаменитой фразе Альфреда Коржибски о том, что изображение объекта не равно самому объекту ("карта не равна территории"), до совсем не надрывной, примирительной даже авторской интонации. (Она хорошо передана в переводе Марии Зониной.)
"Я не питаю особых братских чувств к роду человеческому... Я бы даже сказал, что мое чувство принадлежности к нему с каждым днем слабеет",— говорит один из персонажей романа, писатель-мизантроп по имени Мишель Уэльбек. В отличие от предыдущих текстов автора с этим же именем, здесь это не вызов, не декларация ненависти, а спокойное и вполне мимолетное замечание.
Вообще-то единственный порок современного общества, о котором придуманный Уэльбек говорит со страстью,— это "фашистский диктат маркетологов", из-за которого, сносив, к примеру, полюбившуюся модель куртки, вы, скорее всего, не сможете купить другую точно такую же. "Улавливая в настроениях потребителей ожидание новизны, маркетологи обрекают их на безнадежные изнурительные поиски и вечное блуждание между прилавками с постоянно изменяющейся продукцией". Рассуждая так, Уэльбек-персонаж плачет "медленными крупными слезами". Это, конечно, прекрасная самоирония Уэльбека-автора — вот к чему в итоге сводится ставшая обязательной в приличном кругу критика общества потребления, к моде на которую он сам приложил руку.
Впрочем, аутичный писатель, судьбу которого автор решает самым уэльбековским из возможных способов, не главный персонаж этой книги. "Карта и территория" — это история жизни художника Джеда Мартена. Вернее, так: это история его попыток к жизни приспособиться — неудачных, несмотря на исключительную профессиональную успешность. Уэльбек подробно описывает работы своего героя — и всякий раз это идеально умное (опять) современное искусство.
Творчество Джеда — это как раз игра с "картой и территорией". Даже буквально — девиз его первой экспозиции: "Карта интереснее территории" (он выставляет сфотографированные с большим увеличением географические карты). Затем он увлекается традиционной живописью и создает серии "основных профессий" ("Фердинанд Дерош, владелец мясной лавки, торгующей кониной", "Эме, эскорт-герл") и "корпоративных композиций" ("Билл Гейтс и Стив Джобс беседуют о будущем информатики. Разговор в Пало-Альто"). А потом он пишет лучшее, может быть, свое произведение "Мишель Уэльбек, писатель" — картину, сыгравшую роковую роль в судьбе изображенного.
Как и должно быть в современном искусстве, эти картины (точнее, их описание в романе) являют собою вполне точное антропологическое исследование действительности. При этом изображенные на них люди — такие же знаки самих себя, как точка на карте — знак города. И в жизни (то есть в том, что ею называется) все герои Уэльбека действуют на пространстве карты, а не территории — соприкосновение с реальностью как таковой или с реальностью другого человека (даже если это прекрасная россиянка по имени Ольга) почти невозможно.
Мир равнодушен и лишен смысла, но неотменяем. И единственное, на что стоит смотреть, более того, единственное, чем стоит по большому счету быть,— это колышущаяся трава, "растительная материя, мирная и безжалостная одновременно".
В этой констатации нет никакого отчаяния. Это просто холодное замечание умного человека. Читая "Карту и территорию", часто думаешь: это, наверное, и есть то, что больше всего нужно современной литературе,— умный человек. Такой, как Уэльбек.