Переводчица книг Умберто Эко Елена Костюкович — о роли писателя в Италии и вечной дружбе итальянцев и русских
Елена Костюкович — переводчица книг недавно умершего итальянского писателя Умберто Эко. Благодаря ей в Италии продаются книги Бориса Акунина и Людмилы Улицкой. Она автор романа "Цвингер", а ее книгу "Еда. Итальянское счастье" перевели более чем на 20 языков. Скоро выйдет еще одна книга Елены Костюкович — на этот раз об итальянских городах.
После встречи с читателями в книжном магазине "Подписные издания" она рассказала "Бумаге", как итальянцы оплакивали Эко, что еще из современной итальянской литературы стоит почитать и почему русские всегда были и будут близки итальянцам. А также поделилась забавной историей про итальянца, попавшего в плен к русским солдатам в конце Второй мировой.Как народ и интеллигенция отреагировали на смерть "любимого итальянца"
Мне кажется, что Эко для своей нации функционально был тем, кем Лев Толстой был для России в 1910 году и Эмиль Золя для французов в конце XIX века. То есть очень представительным с точки зрения морали человеком. Толстой выступал с манифестом "Не могу молчать", Золя — с "Я обвиняю". Такие демонстрации позиции в последнее время были присущи и Эко. Для нации он был — не хочется, конечно, всё это обеднять глуповатой формулировкой, но — был совестью. В сознании среднего итальянца, я думаю, это одна из основных его характеристик. И когда он ушел, многие были очень растеряны: что же теперь будет?Эко писал все эти бестселлерские книги: как нон-фикшн, так и фикшн, романы, исследования. Но это нужно только интеллигентам. Это все-таки для тех, кто "умеет" читать. Поэтому я думаю, что нация ждала от Умберто Эко моральных ориентиров и очень гордилась, что есть человек, которому делегирована деятельность по их формированию. А интеллектуалы ждали от него, наоборот, большей иронии, вызовов, издевки, юмора — всего того, чего стало не хватать в его последних книгах.
Мне кажется, что большинство интеллектуалов приняло как само собой разумеющееся то, что человек умирает, уходит после такого романа ("Нулевой номер" был негативно встречен публикой и критикой — прим. "Бумаги"), оборванного, даже абортированного. А средний человек в миланском метро сидел и плакал о том, что не стало этого веселого розового толстого, которого мы всегда так любили. Я была на миланской площади, когда в городе сменилась власть: переизбрали мэра с берлускониевского на антиберлускониевского. И когда собравшимся людям сказали, что сейчас выйдет самый любимый итальянец и будет с ними говорить, все, не дожидаясь, стали кричать: "Умберто! Умберто!".
Почему сложное переводить труднее, чем простое
Для меня в переводе его художественных и научных текстов не было никакой разницы за исключением одного момента. Чем линейнее, проще, чем меньше стилизации в тексте, тем труднее был для меня перевод. Это затруднение связано вот с чем: русский язык не очень любит средний стиль. Для него характерны пики смыслов и выразительности. То есть что-то звучит очень ругательно, что-то — очень высокопарно. Мы играем на стилистических регистрах и окрасках. У нас герой всегда имеет какой-нибудь характер.Виктор Голышев, один из лучших русских переводчиков века, сказал на эту тему следующее: сложнее всего переводить такие вещи, как "он пришел", "он сел", "он взял стакан и стал из него пить". Вот это самое трудное. Когда же фраза стилистически окрашена, ты уже знаешь, что найдется один из шести-семи вариантов, который больше понравится по звучанию.
Мне было проще переводить, скажем, "Имя розы", чем сборник "Полный назад". Он занимал больше времени, требовал больше редактуры. А во время редактуры ты неожиданно решаешь: нет, это написано слишком юмористично, ты переводил и вложил больше юмора, чем у автора. И начинаешь всё перепаивать, и вот ты уже перечесал всю книгу, а редактор звонит и говорит: "Послушай, но раньше же было лучше". Боже мой! И всё опять по новой. В конце концов это должно быть не кокетливо, не пошло и не излишне красочно, а функционально и со смыслом, который прочитает любой читатель, даже простой.Каких современных итальянских писателей стоит почитать
В Италии сейчас нет никакого особенного расцвета литературы, который бы не заметили издатели. Должна сказать, что русские издатели сейчас работают в высшей степени квалифицированно. В отличие от того, что я видела 30 лет назад, когда начинала свою литературную работу как агент и консультант, русские издатели сейчас знают всё. И поскольку они знают всё, они более-менее всё и переводят. Даже нишевые вещи. Другое дело, что нет гениев. Сейчас литература течет тихонечко, как маленькая, наполовину пересохшая река. Я назову две книги, которые только что вышли и которые мне хотелось бы отрекламировать. Одна из них — это книга Альберто Тозо Феи "Венецианские тайны". Это нишевая и нехудожественная книга, и от нее повышается интерес к Венеции, мне кажется. И другая книга, на грани художественной, — это Анджело Мария Рипеллино "Магическая Прага". Очень трудная книга: трудно написанная, трудно переведенная, но очень ценная и богатая. Обе эти работы — не путеводители, они предназначены просто для чтения. И обе эти книги были замечены и переведены.
Почему за границей не читают Улицкую, но читают Лимонова
Трагедия нашего труда заключается в том, что, хотя пытаемся переводить, промоутировать и рассказывать, мы бессильны, потому что читатель сейчас интересуется очень модными, постоянно звучащими книгами. Вот скандинавы неожиданно входят в моду, и у нас все кассы завалены кипами книжек. К моему сожалению, Италия каждый раз громоздит у касс эти кипы, и каждый раз это модные авторы, и это никогда не русские.Россия сейчас не в моде. Она была популярна во время перестройки, но сейчас из нее вышла. Я сделала антологию русских рассказов ("Современные русские рассказы, выбранные Еленой Костюкович" — прим. "Бумаги"), но это было 30 лет назад. Другую мне сделать не дали: сказали — не продастся. Вообще, рассказы не продаются. Чудовищные сложности по продвижению Улицкой в Италии; у нее нет проблем с продвижением только во Франции, в Германии и Венгрии. И в этих странах, где она постоянно получает премии, ее популярность связана с отличными переводчиками, а во Франции еще и с очень сильным издательством. В других же странах — сколько ни устраивай фестивалей, сколько ни привози писателя — это всё, к сожалению, расшибается о стенку: читатель не покупает и всё.
Вот сейчас пришла мода на Лимонова. И что хорошего? Я, например, совсем не рада. А случилось это только потому, что французский писатель Каррер написал о нем биографию. Вышла книга о Лимонове — и всем тут же понадобился сам Лимонов. Люди не всегда до конца понимают, что они покупают.
Зачем путешествовать по маленьким итальянским городам
Италия — страна городов: их там десятки, сотни, тысячи, и каждый из них уникален. И от этого турист попросту дуреет. Когда он наконец осмотрел Флоренцию, Венецию и Рим и высказал свое великое мнение о том, какой город ему больше нравится, мне сразу становится смешно. Люди не могут потратить много времени на то, чтобы рассмотреть город во всех подробностях. Лучше бы они сказали: я люблю и Рим, и Флоренцию, и Венецию. И я бы еще прибавила Милан — это великий город искусства, о чем мало кто знает.Но, помимо этих городов, хотя бы вокруг Милана есть еще Бергамо, Брешиа, Лоди, Тортона, Новара. Это только крупные города. А сколько всяких деревушек. А в каждой деревушке стоит что-нибудь неслыханное, громадное и разрисованное в IX веке. И у людей, мне кажется, возникает перенасыщение этой информацией и недонасыщение одновременно. Моя цель — сделать книжку, которая бы в правильных пропорциях заполнила брешь, чтобы информации было не слишком много, не слишком мало, чтобы все понимали, как и где можно углубиться. Моя книжка должна рассказать туристу, оказавшемуся в каком-то итальянском городе, что в нем главное, какие его исторические особенности, к чему он ближе в плане колорита, почему ему покровительствует именно этот святой.
Надеюсь, что мне удастся это увязать, достаточно много выкинув. Я объездила всё, что могла, и с большим интересом работаю над этим проектом. Думаю, это будет одна центральная и несколько периферийных книжек. Для начала — центральная, про то, как организован средний город и что делать, если вы не сразу нашли рыночную площадь. Это книга не про конкретные города, но на примере реальных: почему Бергамо враждует с Брешией, почему враждуют Флоренция и Пиза и какое место в этом занимает Сиена. А потом уже будет книжка о монашеских орденах, книжка о готике и романтике, книжка о 20-летнем фашистском периоде и о следе, который он оставил в культуре Италии. И так далее.
Почему итальянцы и русские "обречены жить в паре"
Они изначально очень любят нас, а мы — их. И эту любовь никому не разрушить. Всегда будет обмен, всегда будут поездки, всегда будут смешанные браки, всегда русские девушки будут, поверьте, не цинично, а с большим уважением восприниматься итальянскими мужчинами. Русские девушки почти всегда с высшим образованием, они грамотные, подготовленные, достаточно внимательные. Это хорошие жены, а не обязательно просто девушки, что прогуляться вечером. Продолжится обмен, основанный на том, что Италия продает красоту во всех смыслах: от туфель до походов на верхотуру Сиенского собора.
Я думаю, что Италия и Россия просто обречены на то, чтобы жить в паре. Они очень хорошо друг друга дополняют. С итальянцами у России поссориться не получится никогда. Даже когда была война, это не получалось. Мне рассказывала моя тетушка Елена Ржевская, которая участвовала в поиске и опознании трупа Гитлера, рассказывала мне, что они как-то поймали итальянца, а он кричит: я итальянец, io sono comunista, и сразу поет Una Furtiva Lagrima. Нашего офицера, рассказывает тетушка, песня не убедила. Он показывает итальянцу на портрет Карла Маркса и говорит: "Кто это?" — "Верди!".
У итальянцев не было репутации страшных врагов, их старались щадить. А эти истории про то, как они удирали к крестьянам! В фильме "Подсолнухи" с Софи Лорен рассказывается, как после Второй мировой войны итальянец убежал и прижился у русской крестьянки где-то на Дону и даже не хотел возвращаться обратно к своей Софи Лорен.
Сама по себе приязнь итальянцев к русским и наоборот — глубокая, разветвленная — такова, что ничего с ней сделать невозможно. Из них невозможно сделать врагов, и они из русских врагов не делают. Особенно смешно, что, когда я училась в университете, из меня готовили военного переводчика (как и из всех, кто знал языки), и от меня требовалось говорить, что это мои вероятные противники. И я про первого же итальянца, которого в своей жизни увидела, его звали Энцо, говорю: как, это мой вероятный противник? Какой же он противник, посмотрите, это же воплощение симпатии, здравого смысла и желания подружиться.