Горе внутри. Лиза Биргер о книге "Синие ночи" Джоан Дидион
В Америке "Синие ночи" Джоан Дидион вышли в конце 2011 года, так что русский перевод (уважительно выполненный Василием Аркановым), можно считать, сделан по горячим следам. На русском Дидион выходит впервые, а в Америке она известна и почитаема еще с 60-х. И как эссеист, со своими журнальными очерками вошедшая в первый призыв "новой журналистики". И как автор нескольких романов: прежде всего, "Играй, что выпадет" 1970 года ("Play It As It Lays"), бестселлера, в 2005 году включенного Time в список ста лучших англоязычных романов века. И как автор жесткого политического нон-фикшна ("Сальвадор", 1983; "Демократия", 1984; "Майами", 1987). И как драматург и сценарист, в соавторстве с мужем, писателем Джоном Грегори Данном, работавшая для Голливуда.
Но знаменитой сделали Дидион ее рассказы и очерки. Она стоит немного в стороне от томвулфовской "отстраненной" бодрости — ее тексты кажутся выжатыми до самой сути, но в них неизменно присутствует голос автора — субъективный и даже слегка пессимистичный.
Так было начиная с первого сборника рассказов, "Ползет в Вифлеем" (название взято из "Второго пришествия" Йейтса — такие отсылки, как маячки читателю, разбросаны по всем текстам Дидион), где она круг за кругом открывает Калифорнию как новый ад. "Тогда я не знала, что такое отчаяние,— писала Дидион в закрывающем рассказе сборника, вспоминая, между прочим, свою молодость в Нью-Йорке,— и не думаю, что знаю сейчас". Уже ее 60-е были ближе романам Ричарда Йейтса и Джима Томпсона, чем царившей на улице хиппи-диско-веселухе, да и впоследствии она скорее описывала "век тревоги", чем "век чудес". Но только в нулевых ее плохие предчувствия окончательно сбылись.
Сначала дочь Джоан Дидион, Кинтана-Роо, спустя всего пять месяцев после собственной свадьбы, попадает в больницу, а затем впадает в кому. В декабре 2003 года, вернувшись домой после похода в реанимацию, муж Дидион, писатель Джон Данн, умирает в их гостиной от сердечного приступа. Его смерти и году, последовавшему после, посвящена книга Джоан Дидион "Год магического мышления" (2005). Кинтана-Роо вышла из больницы, попала на похороны отца, но затем заболела снова и умерла через две недели после выхода книги матери. Ее смерти посвящены уже "Синие ночи" (2011).
Кажется, что две эти книги должны выстроиться в ряд, что они как бы обе о смерти, но они — о разном. "Год магического мышления" — это плач. Даже не столько по мужу, сколько от жалости к самой себе. Рефреном повторяется здесь запись в дневнике, сделанная практически сразу после смерти Данна: "Жизнь меняется мгновенно. Ты садишься ужинать — и жизнь, к которой ты привык, обрывается. Вопрос жалости к самой себе". Стоит обратить внимание на год, когда это опубликовано,— 2005-й. Америка только начинает осознавать в прозе 9/11, страна, в которой публичная печаль еще недавно считалась неприличной, пытается научиться скорби. Бесконечный поток сэлфхелпов о том, как пережить скорбь, смертельную болезнь и утрату и выйти в мир с широкой улыбкой, перестает работать — страна готова признать, что есть утраты, которые пережить невозможно. И тут — Дидион со своим исповедальным отчетом о собственном горе, честным рассказом о переживании утраты, о том, как не знаешь, чем заняться в течение дня, как боишься слишком глубоко уйти в воспоминания. Это невероятное чтение, и, возможно, главная американская книга нулевых.
В 2006-м "Год магического мышления" стал бестселлером и получил Национальную книжную премию. На Бродвее по нему поставлен моноспектакль с Ванессой Редгрейв, и хотя Редгрейв кажется слишком театральной, даже огромной по сравнению с худенькой, хрупкой, цедящей слова старушкой Дидион, эта постановка была все о том же — о невозможности принятия утраты,— и народ валил на нее валом. Но интонация законченных пять лет спустя "Синих ночей" уже совсем другая. Это книга человека, который научился жить со своим горем: "Теперь я могу позволить себе думать о ней. Перестала плакать при упоминании ее имени. И голос, вызывающий санитара, чтобы везти ее в морг, больше меня не преследует". И, верная своей привычке заглядывать вглубь себя, а не пялиться по сторонам, Дидион пишет уже о том, что приходит после: "именно вот об этом нашем категорическом нежелании хотя бы задуматься над неизбежностью старения, болезни, смерти".
Это было уже и в "Годе магического мышления", где Дидион вспоминает, например, как променяла свои вечные каблуки на кеды, потому что стала бояться упасть, что-нибудь сломать и никогда не встать. Перечень страхов в "Синих ночах" развертывается чуть ли не до античного списка: "Боюсь падения на улице; представляю, как меня сбивает с ног проносящийся мимо велосипедист. При виде мальчишки на мопеде, подлетающего к перекрестку, цепенею посреди перехода ни жива ни мертва. Перестаю ходить на завтрак в закусочную "Три парня" на Мэдисон-авеню: что, если упаду по дороге?" Но материнство? Вроде бы счастливое материнство. Оно ведь тоже состоит из страхов: "С ее появлением не было минуты, чтобы я чего-нибудь не боялась. Я боялась бассейнов, высоковольтных проводов, щели под раковиной, аспирина в аптечке. Я боялась гремучих змей, водоворотов, оползней, незнакомцев за дверью, беспричинно подскочившей температуры, лифтов без лифтеров и пустых гостиничных коридоров".
Но чем дальше заходит этот перечень страхов, рассказ о собственной беспомощности, старости, которая уже нечто большее, чем пересчитывание морщин, о том, как "однажды летом вы просыпаетесь не такими жизнерадостными, как прежде, а к Рождеству обнаруживаете, что ваша способность мобилизовать силы на очередной день утеряна, атрофировалась, стала прошлым", тем очевиднее, насколько Дидион при этом сознательна, насколько в своем уме. Именно эта сознательность ("я полностью отдаю себе отчет в том, что со мной происходит") и становится для Дидион победой. В конце концов, это тоже сэлфхелп, но для таких, как мы. Тех, кто до последнего верит, что все можно победить знакомствами, номерами в записной книжке, помощью друзей. А когда оказывается, что все это не работает, сначала привычно обращается к книжкам (и в "Синих ночах", конечно, тоже есть цитаты из Э.Э. Каммингса и Йейтса, хоть их и меньше, чем в "Годе магического мышления"). А затем — смотрит внутрь себя.