Свобода быть несвободным. Анна Наринская о "Покорности" Уэльбека

13 ноября 2015
ИЗДАНИЕ
АВТОР
Анна Наринская

Для того чтобы прочитать эту книгу, не испытав разочарования, надо сначала отодвинуть от себя весь тот шум и слухи, которые были связаны с ее выходом. Да, по совпадению, которое многим кажется "смысловым", эта книга вышла в день теракта в Charlie Hebdo. Да, на обложке журнала в тот день была напечатана карикатура на Уэльбека с подписью "В 2015-м я останусь без зубов, в 2022-м я буду соблюдать рамадан". Да, там действительно описывается, как во Франции ближайшего будущего приходит к власти исламистская партия. Да, Марин Ле Пен, вполне карикатурно выведенная в этой книге, употребила ее в качестве чуть ли не агитационной литературы, заявив, что без политических усилий Национального фронта этот художественный вымысел может стать реальностью.

Да, это все так — и это не имеет никакого значения.

То есть это имеет значение в том смысле, что рост влияния ислама в Европе — тема сейчас горячо обсуждаемая, и узнать, что думает по этому поводу умный человек (а ум — это, можно сказать, уникальное торговое предложение Уэльбека-писателя), небесполезно, даже если его взгляды вам, например, не импонируют. Но для самого романа, для читательского в него включения, для литературы это все значения не имеет. Роль ислама тут, по большому счету, могла бы играть любая консервативная и, что особенно важно, предлагающая подробнейший набор жизненных правил сила.

Этот роман — как вообще-то и все романы Уэльбека — о кризисе современного человека в том его понимании, которое сформулировал Верлен, писавший о Бодлере: "современный человек, с его обостренными и вибрирующими чувствами, с болезненно тонким умом, с насыщенным испарениями табака мозгом, с воспаленной алкоголем кровью".

Касательно самого Уэльбека и его героев это описание верно до последнего штриха, но, даже если убрать отсюда табак с алкоголем, ничего, в сущности, не изменится. Вот он, этот абсолютный венец современной цивилизации, этот индивидуалист, размягченный невыносимой легкостью потребления, интеллектуал, воспринимающий и переваривающий культурное наследие, привычно "задающийся" вопросами и поэтому ни в чем не уверенный. Человек как будто свободный, но при этом пребывающий в рабстве у этой своей свободы.

Идеология "атеистического гуманизма", которой по умолчанию придерживается такой индивидуум, предполагает бесконечную череду ежедневных сознательных и добровольных выборов, потому что в его мире он сам — и носитель верховной воли и жертва ее исполнения. И это, считает Уэльбек, абсолютно непосильное для человека бремя. Европейцы с трудом смогли продержаться так каких-то семьдесят лет — пытаясь оторваться от авторитетов и отказавшись от необсуждаемых, не требующих раздумий правил. Но теперь их силы иссякли, и единственное, что им нужно,— это покорность.

Уэльбек не был бы Уэльбеком, если бы ключом к описанию нового мироустройства не сделал секс. Здесь все строится вокруг знаменитой "Истории О" с ее садомазохистской тематикой. Текста, в котором "с невероятной силой выражена ошеломляющая и простая мысль — что высшее счастье заключается в полнейшей покорности".

"Существует связь между абсолютной покорностью женщины мужчине, наподобие той, что описана в "Истории О", и покорности человека Богу, как того требует ислам... В сущности, что такое "Коран", как не колоссальная мистическая хвалебная ода? Хвала создателю и покорность его законам".

Вера в величие того, кто создал правила и некритическое им подчинение,— это единственно возможный способ существования для человека умного достаточно, чтобы по достоинству оценить свою слабость. И то, что Жорис-Карл Гюисманс, автор "супердекадентского" романа "Наоборот" (творчеству этого писателя посвящены филологические изыскания героя Уэльбека), обратился в конце жизни в строжайшее католичество,— это не только подтверждение этой истины, но и демонстрация того, что важна сама суть, само наличие института покорности. А кто уж представляет этот институт — имамы или служители иных культов — дело ситуативное.

На этом месте можно было бы рассыпаться насчет того, как эта книга актуальна для сегодняшней России. И это правда — эта книга очень актуальна для сегодняшней России. Как, впрочем, и вообще для западного, "цивилизованного" мира. Редкий случай для нас почувствовать себя его полноценной частью.