"Её ни разу не предавали". Агент Соня. Любовница, мать, шпионка, боец
Британский писатель Бен Макинтайр рассказывает правдивую историю Урсулы Кучински (она же агент Соня) — немецкой еврейки, которую без преувеличения можно назвать самой необычной советской разведчицей Второй мировой. Она была одновременно матерью, писательницей, диверсанткой и тайным агентом. В августе русский перевод романа выходит в издательстве Corpus. "Цимес" публикует отрывок.
"Первого мая 1924 года берлинский полицейский ударил резиновой дубинкой по спине шестнадцатилетнюю девушку и тем самым помог ей встать на путь революции.
Тысячи берлинцев в течение нескольких часов шествовали по улицам города на ежегодном чествовании рабочего класса. В числе демонстрантов было множество коммунистов и большая колонна молодежи. Украсив одежду красными гвоздиками, они несли плакаты, гласившие: "Руки прочь от Советской России", и распевали коммунистические песни:
"Мы кузнецы, и дух наш молод, / Куем мы к счастию ключи!" Политические демонстрации были под запретом, вдоль улиц выстроилась полиция, хмуро наблюдавшая за происходящим. На углу улицы поглумиться над шествием собралась горстка фашистов-коричневорубашечников. Начались потасовки. В воздух взмыла бутылка. Коммунисты запели громче.
Во главе молодежной колонны коммунистов шествовала субтильная девушка в рабочей кепке, неполных семнадцати лет. Это была первая уличная демонстрация Урсулы Кучински: ее глаза горели от воодушевления, когда она размахивала своим плакатом, горланя гимн Auf, auf, zum Kampf, "Вставай, вставай на борьбу". Ее прозвали Ураган, и, вышагивая и распевая, Урсула пританцовывала от захлестнувшей ее радости.
Полиция пошла в наступление, когда шествие сворачивало на Миттельштрассе. Урсула вспоминала "визг тормозов, заглушивший пение, вопли, полицейские свистки и возмущенные выкрики. Молодых людей валили на землю и волокли в грузовики". Посреди этой суматохи Урсулу повалили навзничь на мостовую.
Подняв голову, она увидела возвышавшегося над ней дюжего полицейского. На зеленой униформе под мышками проступали пятна пота. Ухмыльнувшись, он замахнулся дубинкой и со всей силы нанес девушке удар по пояснице.
Первым делом ее охватила ярость — и лишь потом ее пронзила самая острая боль, которую ей довелось испытать в своей жизни. "Мне было так больно, что я не могла нормально дышать". Ее друг, молодой коммунист Габо Левин, оттащил ее в подъезд дома. "Все хорошо, Ураган, — говорил он, потирая ей спину в том месте, куда пришелся удар. — Это пройдет". Группа Урсулы уже давно разбежалась. Кого-то задержали. Но по широкой улице приближались еще несколько тысяч демонстрантов. Габо помог Урсуле подняться и отдал ей один из упавших плакатов. "Я продолжила шествие, — писала она потом, — еще не догадываясь, что это решение предопределило мою судьбу".
Мать Урсулы была в ярости, когда дочь вернулась домой в тот вечер в разорванной одежде и с иссиня-черным кровоподтеком на спине.
Берта Кучински потребовала от нее ответа, чем та занималась, "слоняясь по улицам под руку с кодлой горланящих во весь голос пьяных подростков".
— Мы не пили и не горланили, — возражала Урсула.
— Что это за подростки? — спрашивала Берта. — Чего ты добиваешься, проводя время с людьми такого сорта?
— "Люди такого сорта" — это местное отделение молодых коммунистов. И я тоже являюсь его членом.
Берта отправила Урсулу прямиком в кабинет отца.
— Я уважаю право любого человека на свое мнение, — сказал дочери Роберт Кучински. — Но семнадцатилетняя девушка еще слишком юна, чтобы вступать в политические объединения. Поэтому я настоятельно прошу тебя сдать членский билет и на несколько лет отложить свое решение.
У Урсулы уже был наготове ответ.
— Если семнадцатилетних можно брать на работу и эксплуатировать, значит, им можно и бороться против эксплуатации… и именно поэтому я должна стать коммунисткой.
Роберт Кучински и сам сочувствовал коммунистам, и запал дочери скорее вызывал у него восхищение, но сулил множество проблем. Чета Кучински, быть может, и поддерживала борьбу рабочего класса, но это не означало, что они готовы были принять дружбу дочери с его представителями.
— Этот политический радикализм — очередное поветрие, — сказал Роберт Урсуле. — Через пять лет вся эта затея будет вызывать у тебя смех.
Урсула парировала:
— Через пять лет я стану еще более убежденной коммунисткой.
Семья Кучински была богата, влиятельна, самодостаточна и, как любая другая еврейская семья в Берлине, даже не догадывалась, что через несколько лет их мир будет уничтожен войной, революцией и систематическим геноцидом. В 1924 году в Берлине проживали 160 тысяч евреев, около трети еврейского населения всей Германии.
Роберт Рене Кучински был выдающимся специалистом по демографической статистике, первым, кто использовал числовые данные при анализе социальной политики. Его метод вычисления популяционной статистики — коэффициент Кучинского — применяется по сей день. От своего отца, успешного банкира, председателя правления Берлинской фондовой биржи, Роберт унаследовал страсть к книгам и деньги, позволявшие предаваться этому увлечению. Мягкий человек, дотошный ученый, гордый потомок "шести поколений интеллектуалов", Кучински владел крупнейшей частной библиотекой в Германии.
В 1903 году Роберт женился на Берте Граденвиц, представительнице немецко-еврейской интеллигенции, дочери предпринимателя, занимавшегося строительством жилых домов. Умная, склонная к праздности Берта была художницей. Первые воспоминания Урсулы о матери состояли из цветов и фактур: "Все мерцало коричневым и золотым. Бархат, ее волосы, ее глаза". Берта была посредственным живописцем, но ей об этом никто не говорил, и она продолжала малевать в свое удовольствие, была самозабвенно предана мужу, а утомительные повседневные заботы о детях перекладывала на прислугу. Космополитичные, светские Кучински считали себя в первую очередь немцами, отодвигая свое еврейство далеко на второй план. Дома они часто разговаривали по-английски и по-французски.
Кучински знали всех видных представителей интеллектуальных кругов левого толка: марксистского лидера Карла Либкнехта, художников Кете Кольвиц и Макса Либермана, немецкого промышленника и будущего министра иностранных дел Вальтера Ратенау.
Одним из ближайших друзей Роберта был Альберт Эйнштейн. За ужином у Кучински часто собиралась компания художников, писателей, политиков и интеллектуалов — и евреев, и гоев.
Позиция Роберта в озадачивающем политическом калейдоскопе Германии была одновременно неоднозначна и переменчива. Диапазон его взглядов простирался от левоцентризма до леворадикализма, но Роберт был, как он сам полагал, человеком слишком возвышенным, чтобы ограничивать себя партийными ярлыками. Как язвительно замечал Ратенау, "[Роберт] Кучински всегда образует партию из одного человека, а потом выбирает ее левое крыло". В течение шестнадцати лет он занимал пост директора статистического бюро в Шёнеберге, пригороде Берлина: эта непыльная должность оставляла много времени для научных трудов, написания статей для газет с левым уклоном и участия в прогрессивных общественных кампаниях; он выступал, в частности, за улучшение жизненных условий в берлинских трущобах (где, вероятно, ни разу и не бывал).
Урсула Мария была вторым ребенком из шестерых детей Роберта и Берты. Их первенец Юрген родился тремя годами ранее, в 1904 году, и был единственным мальчиком в семье. Вслед за Урсулой на свет появились еще четыре сестры: Бригитта (1910), Барбара (1913), Сабина (1919) и Рената (1923). Из сестер Урсуле ближе всех была Бригитта — и по возрасту, и по политическим взглядам. Без всякого сомнения, приоритет в семье отдавался мальчику: Юрген был развит не по годам, умен, категоричен, донельзя избалован и на сестер неизменно смотрел свысока. Он был наперсником Урсулы и ее негласным соперником. Отзываясь о нем как о "лучшем и умнейшем человеке из всех своих знакомых", она в равной степени обожала Юргена и возмущалась им".