Ниал Фергюсон "Цивилизация: чем Запад отличается от остального мира"
Каждый четверг Алексей Павперов рассказывает о недавно вышедшей книге в жанре нон-фикшн. В этом выпуске — "Цивилизация" Ниала Фергюсона, рассказ о том, как западный мир, будучи одной из самых депрессивных цивилизаций XV века, в итоге стал повелевать планетой, и почему это скоро может закончиться.
Европа в 15 веке представляла собой крайне неблагополучное место. Повсеместные антисанитария и болезни отравляли жизнь миллионам людей. Государства страдали от политической нестабильности, постоянные войны регулярно опустошали казну. Мрачные улицы больших городов подогревали разгул насильственных преступлений. Жизнь англичан в те времена была, как писал Томас Гоббс, "одинока, бедна, беспросветна, тупа и кратковременна", сам он назвал это её "естественным состоянием". В Китае в это время строили корабли-гиганты и роскошные дворцы, активно использовали порох в военных нуждах и разработали первые точные часы. В исламском мире происходил рассвет интеллектуальной деятельности, строились первые университеты и обсерватории. Даже первый печатный станок был изобретён в Китае в XI веке, за четыре столетия до Гуттенберга. Если бы кто-то тогда предположил, что в скором будущем западная цивилизация станет доминирующей силой, которая навяжет всему остальному миру свои ценности, медицину, науку, политику и образ мыслей, его сочли бы сумасшедшим. Но, как мы знаем, именно это и произошло.
В качестве отправной точки для своего исследования известный британский историк Ниал Фергюсон избрал намечающийся кризис западной цивилизации. Сейчас мы стареем быстрее, чем бразильцы, работаем меньше, чем китайцы, наша экономика стала жертвой разрушительных экономических кризисов и может сравняться с лидерами "догоняющего" мира уже в ближайшие десять лет. Предрекая возможную агонию привычного миропорядка, Фергюсон словно говорит последнее прощай глобальной гегемонии Запада и в восторженных чувствах разбирает его прошлые, настолько убедительные достижения.
Для этого он выделяет несколько ключевых направлений и качеств, послуживших локомотивами вестернизации: усиление конкуренции, отношения собственности, развитие науки и медицины, массовое потребление и трудовая этика. В попытке раскрыть основной тезис каждой главы Фергюсон с удовольствием углубляется в притягательные и не всегда предсказуемые частности. Рассказывая о зарождении общества потребления, он сравнивает постоянно увеличивающиеся эффективность и заработную плату английского станкового рабочего с китайским земледельцем — благосостояние последнего с 15 века на самом-то деле особо не изменилось, а внутренние рынки товаров и услуг так и остались в зачаточном состоянии. Казалось бы, зачем после этого пересказывать историю успеха одного из первых брендов в истории человечества — швейной машинки "Зингер"? Чтобы эффектно перескочить на появление глобальной моды на европейский костюм, массовое производство и связанные с этим убийства проевропейских министров самураями-консерваторами в Японии. Обширную часть текста, посвящённого медицине, занимает рассказ о свержении европейских монархов Карла I и Людовика XVI. Злая ирония судьбы состоит в том, что эти две наиболее громкие европейские революции — английская и французская — произошли из-за того, что власть пыталась найти компромисс с элитами и предоставила им физическую возможность собраться в одном помещении. Дальше они уже делали то, что считали необходимым. Члены французского Национального собрания, собравшись в Зале для игры в мяч, в итоге поклялись не расходиться, пока у Франции не будет конституции — для кого-то это решение кончилось гильотиной. В конце главы Фергюсон увлечённо переходит на евгенику и деструктивные попытки Гитлера колонизировать Россию, то есть другую страну с европейским населением. Где-то по ходу рассказа интересно узнать, что средняя продолжительность жизни человека в 1800 году составляла всего 28,5 лет.
Если из всего обилия историй, цитат и документов Фергюсона попытаться выделить самое главное, окажется, что, по его логике, Запад восторжествовал из-за постоянной необходимости преодолевать трудности и, соответственно, принимать правильные в долгосрочной перспективе решения: создавать сильные и справедливые государственные институты, развивать науки, ограничивать влияние церкви стенами храма, стремиться открывать новые земли и при этом при необходимости применять беспрецедентную жестокость. Мусульмане и китайцы же избрали путь изоляции и самовлюблённой изнеженности, погружались в студень религиозного консерватизма и иногда возводили массивные архитектурные памятники. Устоявшийся миропорядок казался им вечным, самоуверенность и непонимание того факта, что мир вокруг летит вперёд с бешеной скоростью, привели к деградации и хаосу.
Масштабность выводов и ситуативная нелинейность материала часто заставляют задуматься, возможны ли вообще настолько общие размышления о судьбах настолько абстрактных образований, как западный или восточный миры? Да и конфликт, выстраиваемый автором в самом начале, не кажется таким уж катастрофическим — Иран действительно обогащает уран, экономическая мощь Китая неукротимо догоняет американскую, в фавелах Бразилии намного больше молодых людей, чем в Германии, но это отнюдь не означает, что западный мир находится на пороге развала. При этом в самом начале книги Фергюсон говорит, что сила цивилизации проявляется не только в показателях ВВП, но и в уровне жизни местного населения. В таком случае, можно ли считать Китай позитивным примером, если 150 миллионов жителей этой страны до сих пор живут менее чем на 1,5 доллара в день и непоправимо уничтожают свою экологию бесперебойным сжиганием угля?
С другой стороны, ведь именно такие массивные исторические нарративы и привлекают зрителя. Мы любим, когда вселенные коллапсируют, морские воды расходятся в стороны, а цивилизации обращаются в пыль — даже если это наши собственные цивилизации. Главное, чтобы демонтаж происходил не у нас за окном, а на бумажных страницах. Четыре из пяти последних книг Фергюсона стали научными сериалами для британских школьников. Популярной истории в его исполнении нельзя отказать в увлекательности (что, само собой, не отменяет гигантского списка ссылок на финише), но и не стоит относиться к "Цивилизации" как к истине в последней инстанции или воздаянию последних почестей стремительно затухающему миру вокруг. Куда лучше насладиться этой ретроградной ярмаркой катастроф и прорывов, приукрашенной старательно выверенным, апокалиптическим сюжетом.