Известное экспериментами издательство Corpus опубликовало роман норвежского писателя Карла Фруде Тиллера "Замыкая круг", презентация которого состоялась в пятницу на Международной книжной ярмарке интеллектуальной литературы Non/fiction. Знакомство аудитории с Тиллером, получившим в 2009 году литературную премию Европейского союза, которую называют премией "нобелевских лауреатов завтрашнего дня", взяла на себя директор Corpus’а Варвара Горностаева. Беседу с норвежцем поддержала писательница Майя Кучерская.
По словам автора "Тети Моти", роман Тиллера учит современных людей утраченному навыку — слушать друг друга. Главный герой книги Давид, потеряв память, дает в газете объявление, в котором просит друзей и знакомых откликнуться и рассказать о нем все, что они знают. Но реакций на сообщение — такова жизнь — оказалось не много...
"Ларс сворачивает направо, и мы катим по отлогому спуску, ведущему к набережной. Далеко внизу поблескивает синее озеро, чайки кружат над зеленым контейнером. Но и тут ни души, все будто вымерли, черт побери, средь бела-то дня тоскливое безлюдье. Я чуток наклоняюсь вперед, скольжу взглядом то в одну сторону, то в другую, усмехаюсь, качаю головой. — Вот хреновина! — говорю я, выжидаю секунду-другую, снова качаю головой. — Похоже, центристам туговато придется, если они сделают ставку на сельскую Норвегию. — Опять ненадолго замолкаю в ожидании, потом оборачиваюсь к Ларсу, гляжу на него, киваю. Как услышишь бойкое банджо, газуй, черт побери! — бросаю с коротким смешком. Но он не смеется в ответ, сидит, положив обе руки на баранку, неотрывно смотрит вперед; н-да, вряд ли Ларс видел "Пикник со смертью", его интересует одна только музыка, кино ему вообще по фигу, во всяком случае такое. Я опять смотрю в лобовое стекло, ворчу: — Черт, хорошо хоть, я тут не живу.
Проходит секунда.
— И тут тоже? — спрашивает Ларс, негромко, не глядя на меня.
— Черт, ведь ни души кругом, — говорю я.
— Верно, — коротко роняет он.
Я опять смотрю на него, ничего не говорю, выжидаю. Что это с ним? Голос очень серьезный. И глядит тоже серьезно. Лицо строгое такое, спокойное. Взгляд неотрывно устремлен вперед. Жду несколько секунд, не свожу с него глаз.
— Что это с тобой? — спрашиваю. Смотрю на него, он не отвечает, сидит вытянув руки, обхватив ладонями руль, пристально глядит вперед. В машине полная тишина, все молчат. Но в чем же дело, обычно Ларс совсем не такой, почти всегда в добром настроении, почти всегда позитивный, оптимистичный.
— Что это с тобой? — опять спрашиваю я.
— Со мной? — переспрашивает он, громко, и слегка выдвигает голову вперед.
Полная тишина.
Я озадаченно смотрю на него.
— Мне просто начинает чертовски надоедать твое нытье, твой вечный негативизм, — говорит он.
— Негативизм? — бормочу я.
— Да, негативизм.— Он по-прежнему глядит прямо перед собой, умолкает на миг, сглатывает. — В какой бы город мы ни приехали, это дыра. Всё, что бы ни ели, отрава, все, кого бы ни встретили, идиоты!
Я молча таращусь на него, слова вымолвить не могу — о чем он говорит? Я негативист, нытик? Выжидаю секунду, опять гляжу в лобовое стекло, потом снова оборачиваюсь к Ларсу, не знаю, что сказать, ведь раньше он ни о чем таком не заикался, а тут вдруг возьми и скажи, что я нытик, может, я вправду нытик? Через секунду-другую оглядываюсь назад. Смотрю на заднее сиденье, на Андерса. Он глядит в боковое окно, уткнулся лбом в стекло, делает вид, будто не видит меня и как бы ничего не слыхал. Несколько секунд я не свожу с него глаз и внезапно понимаю, что они уже говорили об этом, обсуждали и оба пришли к выводу, что я негативист, нытик. Чувствую, как сердце начинает биться чуть быстрее..."
Своими вопросами истинный журналист Майя Кучерская превратила беседу с писателем из Северной Европы в захватывающий обмен историями. По ее словам, одну молодую российскую писательницу соседи поколотили за то, что она слишком реалистично изобразила их в своей книге. Узнав себя и оставшись недовольными, они решились на расправу. В ответ на это Тиллер сказал, что подобных случаев в его практике не было, хотя ряд отрицательных отзывов и комментариев он получал, поскольку несколько иронично — уровень деликатности по отношению к ближнему в Европе значительно выше — изобразил в романе мужчин типа мачо.