В Риме — Папа, в Неаполе — Бог. Рецензия на книгу Роберто Савьяно "Пираньи Неаполя"
Роберто Савьяно прославился благодаря книге "Гоморра" о неаполитанской организованной преступности. На русский язык только что перевели его новый роман — "Пираньи Неаполя". Сергей Кумыш рассказывает об основных достоинствах и существенных недостатках книги, а попутно поет гимн Неаполю.
Образовав банду, они молятся Мадонне и просят ее о покровительстве. Покупают в лавке самую большую свечу, закрепляют ее прямо на каменном полу церкви, у подножия статуи. Постояв немного, расходятся. Они сделали все, что от них зависело. В некотором смысле эта сцена из романа итальянского писателя и журналиста Роберто Савьяно "Пираньи Неаполя" напоминает сцену в фильме "Операция „Святой Януарий”", когда незадачливый член Каморры, стоя перед статуей святого покровителя Неаполя, просит, чтобы тот помог ограбить его же сокровищницу ("Santo, ну тебе-то все эти драгоценности ни к чему"). В фильме Сан Дженнаро помогает герою, хотя и не в том смысле, в каком тот ожидал. В романе Мадонна не поможет мальчишкам. Их просьба недостаточно безумна; они слишком хорошо знают, чего хотят; им нужно не чудо, а отсутствие помех.
Все началось из-за Николаса. Ему пятнадцать, он хорош собой и умен, пишет лучшие сочинения в школе, по памяти цитирует длинные пассажи из "Государя" Макиавелли, а еще он самый классный в мире старший брат, надежный друг и большой романтик — девочка, в которую он влюблен, понимает, как ей повезло. Однако со временем его выходки начинают настораживать, Николас становится все более закрытым, все чаще где-то пропадает, не дает о себе знать целыми днями. Но чем темнее и непредсказуемее его мысли и дела, тем большей заботой он окружает свою подружку, тем дороже подарки ей делает. Такому можно простить если не всё, то, по крайней мере, многое. В своей тайной жизни Николас с друзьями работает на наркобарона из Форчеллы, но она этого не знает. Во всяком случае, пока.
Форчелла — район в центре Неаполя. Самый красивый, самый опасный, самый живой. Здесь вполне реально, завтракая сфольятеллой где-нибудь неподалеку от виа Дуомо, можно оказаться невольным свидетелем перестрелки: крайне редко, но подобное все же случается до сих пор, среди бела дня. Здесь можно провести не один час, сидя за чашкой давно остывшего caffè alla nocciola, наблюдая, как вечерний солнечный свет, постепенно меняя угол, снова и снова преображает фасад какой-нибудь развалины. Передвигаться по улицам Форчеллы уместнее всего двумя способами — на мотороллере или боком, непрестанно лавируя между снующих туда-сюда "весп" и наталкиваясь на таких же, как ты, прохожих. Звон колоколов мешается с руганью лоточников и местной поп-музыкой. На тротуарах — плевки голубиного и кучки собачьего дерьма. Многовековая история каждого из этих тротуаров тянет на отдельный сборник мифов и легенд. Не говоря уже о возвышающихся над ними домах. О каждом отдельно взятом доме. Стену одного из них украшает гигантский портрет святого Януария, а немного левее, буквально через один квартал отсюда, зажатый с трех сторон узкими улицами, стоит Дуомо. Если ты появился на свет в Неаполе, Форчелла — ответ на вопрос "с чего начинается родина?".
Если ты по памяти цитируешь Макиавелли и мечатешь однажды стать государем, то знаешь: начинать тебе нужно именно здесь. Правление районного самодержца всегда заканчивается одинаково — по неосторожности. Рано или поздно это случается: на один вечер, на полчаса, на минуту он теряет бдительность. Выходит прогуляться, зная о правительственной слежке. Устраивает громкую свадьбу кому-нибудь из членов клана и решает побыть немного среди гостей. Сидя у себя в квартире (здесь безопасно, абсолютно безопасно), отсылает телохранителя с каким-нибудь идиотским поручением. Когда режиму нынешнего босса, того самого наркодельца, приходит неминуемый конец, Николас и компания осознают: на какое-то время ключи от Форчеллы оказались у них руках. Неизвестно, сколько это продлится, но, пока есть такая возможность, они решают захватить власть. Кто их всех возглавит, понятно заранее, это даже не решение, а данность, оспаривать которую бессмысленно. Так образуется банда Николаса. Так мальчишки оказываются у статуи Мадонны.
Вроде бы помня ошибки своих предшественников, Николас тем не менее вскоре забывает о главном условии. Точнее, перестает его учитывать. Царю мира излишняя осторожность ни к чему, ведь выше тебя — только звезды.
В "Пираньях Неаполя" Роберто Савьяно обманывает читательские ожидания как минимум дважды. Здесь надо отметить, что это не идеальный роман. Порой автору отказывает чувство меры, и он скатывается в какую-то дурную литературщину ("Николас до последнего упирался в Ренатино черными булавками своих глаз"; "Людская волна колыхалась, ликуя в предвкушении"), в отдельных эпизодах недостает описательных деталей, отчего картинка выходит несколько размытой, время от времени в сюжете обнаруживаются мелкие неувязки. Однако все искупается этими самыми двумя обманутыми ожиданиями.
Что делают большие дяди с мальчиками, путающимися у них под ногами, Савьяно наглядно продемонстрировал в своем романе-расследовании о жизни неаполитанской мафии "Гоморра" (после которого каморристы вынесли ему смертный приговор, и теперь он вынужден жить под круглосуточной охраной полиции); начиная примерно с середины книги, мы ждем неминуемой кровавой расплаты, которая вскоре постигнет Николаса и всю его команду. Финал обещает быть до того однозначным, что невольно поеживаешься, зная наперед, что ждет героев, и через что тебе вместе с ними предстоит пройти. Однако у этого романа своя правда, отличающаяся от правды как строго жизненной, так и исключительно художественной. Точнее, сочетающая в себе то и другое, отчего на ум невольно приходит фраза "высший замысел". Божественная трагедия, где круги ада и сферы рая сосредоточены в одном месте, в одном городе. Как любят повторять жители итальянского юга, а Roma c'è il Papa, a Napoli c'è Dio ("В Риме — Папа, в Неаполе — Бог"). Впрочем, Савьяно не пытается играть в Бога, а лишь добавляет вроде бы простроенным, вроде бы предсказуемым судьбам героев некоторый элемент внешней незапланированности, когда то, что случается, трудно поддается объяснению, выходит за рамки очевидного. Сам этот город, все, что с ним связано, всех, кто его населяет, в конечном счете невозможно просчитать.
Второе, чего не ждешь от подобной истории, — что она окажется пронизана какой-то душераздирающей нежностью. Поступкам парней-пираний нет оправдания, даже самым первым их шагам в преступном мире, когда каждый руководствуется сигналами острого, жестокого, но все равно пока еще подросткового, детского ума. Савьяно не прощает их (точнее, оставляет прямую авторскую оценку за пределами книжной страницы), но бесконечно жалеет — с самого начала и до самого конца. Оплакивает юность, невинность, постепенно умирающую в этих мальчишках при каждом спуске курка. Он рассказывает криминальную историю, но ее суть — не обличение чьих-то действий, не раскрытие определенной правды и уж точно не банальное желание пощекотать нервы. Он всматривается в каждого из мальчиков, надеясь разглядеть в их исковерканных воспоминаниями о пролитой крови лицах остатки души. Книга заканчивается ровно в тот момент, когда эти попытки теряют смысл.