Титаны большого зла: Сергей Лебедев описал трагедию русской жизни
В новой книге Сергея Лебедева "Титан" (М.: АСТ: CORPUS. 2023) получили зримое воплощение фантасмагории, которые возникают в человеческом сознании, когда оно осмысливает общую историческую трагедию страны, и то, как эта трагедия складывается из множества индивидуальных преступлений.
АННА БЕРСЕНЕВА, писатель
Это не первая книга Сергея Лебедева о русских преступлениях ХХ века. В его недавнем романе "Дебютант" главным героем (впрочем, язык не поворачивается так его называть) был советский химик, создатель нервно-паралитического отравляющего вещества. И рукотворное зло было в "Дебютанте" так же зримо, как зримо оно в каждом из рассказов новой книги.
То, что все эти рассказы проникнуты мистикой, не случайно.
"Сознание людей искало образов, искало языка для описания трагедии — и прибегало к мистическим аллюзиям, которые делают зловещее прошлое реальным — и одновременно отчуждают его, делают объектом иного мира, иной реальности. Что ж, призраки действительно не рождаются сами по себе. Их порождает молчащая совесть. Двоение моральной оптики. Они реальны настолько, насколько реальны вытесненные знания о преступлениях и отказ от принятия настоящей ответственности. Они — искаженный, претворенный в мистических образах голос ушедших. Голос непрошеных свидетелей", - пишет автор в предисловии.
Сами же эти мистические образы в рассказах Сергея Лебедева принимают различный вид.
В основе сюжета рассказа "Антонов огонь" лежит артефакт. Торговец антиквариатом Батицкий "вообще-то привык к вещам, живущим дольше человека" и не позволяет себе увлекаться ими настолько, чтобы сделаться их рабом. Но однажды недоучившийся художник отыскивает для него старинную визитницу из слоновой кости, и она берет Батицкого в плен, потому что он чувствует, что эта вещь отмечена роком:
"Ею убивали, или за нее убивали. Люди опытные, пусть и не профессионалы, чувствуют это и избегают инстинктивно. Таких вещей очень немного. Они совсем не обязательно могут похвастаться особой ценностью. Они — как первые светлые умы, явившиеся среди темных неандертальцев и кроманьонцев, восходящие натуры, рисовавшие оленей и охотников на стенах пещер. Те, кто имеет собственную судьбу".
Начинаясь с интуитивной догадки, этот рассказ к финалу приобретает черты мрачной фантасмагории. Батицкий понимает, что хозяин визитницы, "дворянин, присяжный поверенный, стяжатель связей, основатель дружб и приятельств, творец знакомств, устроитель дел и судеб, связывающий всех со всеми, бонвиван, дирижер, посредник, душа общества, советчик, конфидент, любимчик", вселился в него, современного антиквара, и жуткая смерть, настигшая того человека в 30-е годы в Сетуни, в чужом углу, на чужом тюфяке, антоновым огнем вселяется в его собственное тело, и одна лишь визитница "укроет, сбережет их всех, кому нет больше другого места на земле"…
А прошлое бабушки, чудом выжившей после пыток в НКВД и начавшей потом на эту организацию работать, входит в героя рассказа "Й" через звук бабушкиной печатной машинки, заставляя его почти в точности повторить бабушкину участь. "Он данник русского языка и потому обречен служить власти русского слова — а через нее и русской власти", - думает Й, глядя на рейнские воды, которые "рождают культуры, дарят им первых богов, нашептывают первые буквы их языков".
"Скальные основания Германии и Франции отталкиваются друг от друга по линии Рейна, порождая тектоническую дрожь, каменную трескотню, шум и смятение горных пород. Отсюда и берутся геотермальные источники, горячие, соленые воды, что под давлением поднимаются вверх по трещинам и изливаются на поверхность: избытки, излишки с жаркой дьяволовой кухни глубин. И русские писатели, вампиры, чуткие как раз к разрывам реальности, к безднам под непрочным покровом бытия, чувствовали скрытую механику этого места — и тянулись к ней. Лукавая стихия воды претворяется в постоянную игру с судьбой, в перемигиванье карт и вращение рулетки, похожей на колесо водяной мельницы. А под землей, под фундаментами игорных домов, крутятся шестерни тектоники, вспыхивают и угасают импульсы, порожденные растяжением земной коры. И вода несет в себе наверх, в бассейны и купальни, эхо нижнего мира, жаркие голоса преисподней, стуки подземных молотов... Ими и питается русский язык".
Герой рассказа "Титан", давшего название сборнику - писатель, вернувшийся после войны из сталинского лагеря в свою "прибалтийскую республику". По возвращении советская власть следила за каждым его шагом, чтобы не дать ему возможность написать книгу о пережитом им и его Балтией. "Труды" оказались не напрасны: Титан эту книгу не написал. И все-таки она оказалась написана, и современный герой, не понаслышке знакомый с преследованием "органами", читает ее в открытом для свободного пользования балтийском архиве НКВД-КГБ. Перед ним - подробный, ежедневный отчет тех, кто преследовали Титана. И то, что понимает герой, а формулирует автор, - это и есть подоплека всех сюжетов книги Сергея Лебедева, всей их зримой мистики:
"В архивах государственной безопасности до сих пор хранятся миллионы архивно-следственных дел. Миллионы выдуманных обвинений. Миллионы лживых допросов, построенных по единому художественному канону: от отрицания к признанию несуществующей вины. Эти дела, этот метатекст со своими стандартными сюжетами и жанрами — может быть, главное и страшное российское произведение ХХ века. Свидетельство зла, остающееся непрочитанным".