Виртуоз игры без правил. Рецензия на книгу "Время Березовского"
Книга Петра Авена "Время Березовского" вышла тогда, когда автор посчитал ее готовой, не пытаясь приурочить ее выпуск к какой–нибудь специальной дате: 70 лет Борису Березовскому исполнилось бы в январе 2016–го, с момента его смерти (считается, что он покончил с собой, и автор разделяет эту точку зрения) прошло 4,5 года.
Фрагменты этой книги из рекламных, видимо, соображений публиковались в последние недели в самых разных изданиях — от Forbes до "Комсомолки", и надо сказать, что это не тот случай, когда достаточно капли, чтобы узнать вкус моря. В многочисленных отрывках, вышедших в последние недели, подробно, с умопомрачительными деталями рассказано, как Борис Абрамович Березовский снимал и назначал губернаторов, швырял к ногам возлюбленных квартиры, а на дно морское — ювелирные шедевры ценой сотни тысяч долларов, подбирал подруг главам соседних государств, никогда не был врагом бутылке, ничего не боялся — в том числе не расплачиваться по долгам, губя чужие жизни и репутации, воевал и мирился с конкурентами, приватизируя госсобственность, задумывал (и, возможно, осуществлял) убийства и госперевороты, спасал товарищей, влюблял в себя как женщин, так и мужчин, обыгрывал казино и проигрывал в судах — и ни одна из этих историй, как выясняется, не описывает этого человека исчерпывающим образом.
Как любит повторять один прекрасный писатель и компетентный историк, "невозможность объяснить явление до конца — свидетельство его подлинности". Единственный правильный способ ознакомиться с книгой Петра Авена "Время Березовского" — это прочесть ее целиком, и эти 800 страниц производят совершенно ошеломляющее впечатление.
Несколько десятков бесед с компаньонами, контрагентами, супругами, соратниками героя — от тех, кто дружил (враждовал) с Б. А. Березовским много лет, до тех, кто застал лишь последние его несколько месяцев: Сергей Доренко, Демьян Кудрявцев, Владимир Познер, Михаил Фридман, Анатолий Чубайс… Вопросы интервьюера нередко длиннее ответов, встречаются синтаксические конструкции, напоминающие подстрочник и машинный перевод. "Сейчас у меня период, когда у меня никого нет", — говорит последняя возлюбленная героя книги Дарья К. Или попробуйте произнести вслух вот эти откровения Станислава Белковского: "Вы знаете, в 2004 году я занимался "оранжевой революцией" на Украине. Не хочу сказать, что сыграл там большую роль, — я сыграл там маленькую роль, но какую–то сыграл. Роль, которую я играл, состояла в том, чтобы убедить вождей "оранжевой революции" в том, что они могут совершить революцию". Зато и вялой бессодержательной ерунды, обычной в этом жанре, не бормочет никто.
Не знаю, каковы отношения автора с музыкой, которая, как известно, лучший учитель композиции, но бывший математик в Авене ощущается: читать, несмотря на три "сыграл" в одном предложении, комфортно. Книга выстроена очень сложно и очень продуманно, как собор, как симфония, где все связано со всем и ни одна деталь не лишняя.
Жалко, что не получилось (а может, и не планировалось) поговорить с Путиным, Абрамовичем, Гусинским, Эрнстом. Уклонился, насколько можно понять, от бесед с Петром Авеном Александр Невзоров, но и без их свидетельств получилась глубокая, огромная, но совершенно не переогромленная, прихотливо выстроенная книга "о времени и о себе". Как и в предыдущем своем труде, написанном совместно с А. Кохом, "Революции Гайдара", Авен продолжает выяснять отношения с эпохой и самим собой, и персонаж, как бы автор пристально в него ни вглядывался, — это просто зеркало и повод к речи.
Неслучайно в качестве приложения Петр Авен дает несколько своих программных статей, давних, но нимало не устаревших, где помимо прочего говорит и о том, что всякие политические, экономические, общественные реформы бессмысленны и невозможны без внятного понимания, что такое хорошо и что такое плохо, и четкого следования элементарным этическим нормам. И вообще, бизнес, как и политика, как и жизнь вообще — искусство возможного, но обманывать нехорошо. В том числе для обманывающего.
Но произносит автор сентенции вроде "надо делать как надо, а как не надо — делать не надо" с какой–то усталой обреченностью. Дескать, жили старые дураки — поживут и молодые.