Американец

История Италии последних тридцати лет сквозь призму дружбы двух неаполитанских мальчишек. Исторический, воспитательный, социальный роман.

— Массимилиано Вирджилио

В центре этого повествования от первого лица жизнь двух неаполитанцев — Марчелло, сына банковского служащего, и Лео "Американца", сына каморриста. Мальчики из разных миров растут в одном дворе и связаны крепкой дружбой, однако в юности их пути расходятся: первый решает оправдать надежды родителей и стать успешным представителем среднего класса, второму суждено пойти по стопам своего отца, а впоследствии стать пленником мафии. Роман охватывает три десятилетия, с 1984 по 2014 год, события в жизни героев развиваются на фоне знаковых для Италии политических и экономических потрясений, отразившихся и на судьбе Неаполя, города, в котором насилие и страсти сталкиваются с сокровенным желанием его обитателей найти свое место в мире.

"Неподалеку мальчишка — с виду старше меня на пару лет — гонял мяч. Поражало не только то, что он играет один в столь поздний час и что на нем огненно-красная футбольная форма и бутсы с шипами, но еще и точность, с какой его пасы попадали в центр застекленной входной двери. Модник, свирепый, как бойцовый пес. Тогда я и предположить не мог, какую роль он сыграет в моей жизни.
— Эй! — окрикнул его отец и резко добавил: — Ты же ее разобьешь! — чем вызвал недовольство моей матери, которой не хотелось разругаться с соседями, не успев даже въехать в новый дом.
Мальчишка подхватил руками мяч и с вызывающим видом обернулся. У него была смуглая кожа, черный ежик и синие, как море в Полиньяно, глаза.
— Может, устроишь погром где-нибудь в другом месте? — не отставал от него Эдуардо.
Недолго думая, пацан выхватил из-за отворота гетры выкидной нож, точным ударом проткнул мяч и презрительно швырнул его отцу. Несколько секунд он угрожающе смотрел на нас, не отводя взгляд — при мне никто раньше не осмеливался ставить под сомнение авторитет Эдуардо, — и затем начал потихоньку отступать ко входу в дом. Когда он взбежал по мраморной лестнице, шаги его прозвучали как сольная партия чечеточника. Мы так и стояли, не произнеся ни слова.
Он исчез так быстро, что в холодном неоновом освещении мне померещился синий световой след, оставленный его глазами. Мне категорически запретили с ним не то что дружить — даже заговаривать. При встрече в коридоре "Детской улыбки" следовало опустить глаза. Если его мяч катился в мою сторону, я должен был удержаться от искушения ударить по нему. Сорванец бросил вызов моему отцу, да еще и разгуливал с ножом, что переводило его из разряда обычного хулиганья в преступники. Вдобавок, словно этого было мало, его семья оказалась одной из тех самых".